Живым - живое. (Восьмой рассказ про Веронику)

                                                   Посвящаю Albert Nietzman


Живым – живое, а мертвым… уже ничего не надо.

Полгода назад Герард походил на ходячий скелет, а теперь на мертвеца, которого недавно похоронили, потом оказалось – по ошибке, и он воскрес, но ненадолго. Тело иссохло и едва передвигалось на ногах-палках, вокруг которых болтались штанины спортивных брюк. В глазах отрешенность от окружающей действительности, потому что в ней мало чего важного осталось, и в спину уже дышит смерть. Она пришла и встала неподалеку. Она не спешит. Она знает: жизнь временна, а смерть вечна, и торопиться некуда. В вечности времени не существует. День, год – без разницы. Молодой, старый – все одно.

Человек привыкает к себе в зеркале и осознает, что плох, только когда видит реакцию других людей. Вероника глянула на Герарда и ужаснулась. По-тихому. Виду не подала. Правду не сказала. Зачем? Ее правда ему не нужна. А врать, мол «неплохо выглядишь», тоже зачем? Да он и спрашивать не стал. Того, кто стоит на пороге смерти, внешность не волнует. Какая разница - переступишь порог красавчиком или уродцем? «Туда» принимают не глядя и всех подряд.

При появлении Вероники глаза Герарда ожили и сразу погасли - радость в полумертвом теле долго не живет. Прошаркал назад в комнату, лег в раскладное кресло «лейзи бой» и будто провалился, кресло его обняло, как маленького. Он и стал маленьким, треть от прежнего веса потерял. Начал рассказывать тихим голосом, с паузами и передышками – что произошло за последние полгода.

Произошло многое. Герард продал дом - не отдельно стоящий, а в виде квартиры на первом этаже трехэтажного строения (в Голландии собственное жилье называют «дом» не зависимо от размеров и расположения). Продавал с душевной болью. Двадцать четыре года здесь прожил, отделал на свой вкус, обставил с любовью.

Мебель не из прессованной стружки, которая без цвета и характера, а из настоящего ореха – с естественным рисунком по полотну и вырезанными вручную кудряшками на ножках. Люстры не современные, холодные, «индустриальные» - с голыми лампами, а в старинном стиле, с хрустальными подвесками и стразами Сваровски: включаешь – они переливаются, перемигиваются, как живые звездочки. В саду постоянные розы насадил, каждую весну подсаживал еще однолетние фиалки. Цвело и пахло до ноября включительно. На почетном месте аппарат для барбекью – целый шкаф: и жарить, и варить, и рыбу, и мясо.

Жил с удовольствием, даже мысли не возникало уехать. Но… Заболел. Немощен стал. Стоять не мог, сидел с трудом, больше лежал. Покоя, тишины хотел. А соседи всё молодые, по лестнице бегают, стучат каблуками, как лошади копытами. Скрипят полами над головой. Дети целыми днями плачут или топают. Вечером в кафешке музыка и пьяные голоса орут, а то еще на улицу выйдут поругаться или подраться.

Герарду каждый звук - по голове, как молотком в колокол. Потому, собственно, и затеял переезд. Нашел новое жилье в комплексе «55 плюс», отделал, переехал. Вернее, все делал приятель юности Кейс. Не бесплатно - по-дружески, а за самую высокую цену - по-хитровански. Хитрованы – порода людей, которые из каждой ситуации выжимают наибольшую выгоду.

В другие времена Герард отделал бы жилье сам, полностью, от покраски стен до установки унитаза. Теперь не то что унитаз ворочать, кисть в руке тяжело держать. Легко получается только вырывать съеденное и лежать в кресле, тупо глядя в белую стену.

Сам побелел, ни кровинки в лице. Думал, переезда не переживет. И без того был слаб, а от ежедневной рвоты последние силы утратил. Доктор посоветовал капли для укрепления желудка. Капли помогли. Но силы не вернулись несмотря на количество съеденного и удержанного внутри. Да и не хотелось много есть. Хотелось лежать и ни о чем не думать. И чтобы никто не мешал ни о чем не думать…

В новом доме никто не мешает. Комплекс для пожилых, вокруг тишина и покой… как на кладбище.

Туда и ему дорога. Отсюда Герард уедет только в гробу. Слабость и беспомощность грызли сильнее всего. Устал болеть и еле двигаться. Получилось бы само собой умереть – был бы не против, но кончать с собой не собирался. Все же потихоньку надеялся поправиться, боли-то не ощущал. Ощущал, как с каждым днем уходили силы, капали, как горючее из резервуара автомобиля.

Прохудился его жизненный резервуар... А раньше был полон энергии движения. Его любимый «Мерседес» на зеленом светофоре срывался с места самый первый. Вероника вжималась в кресло, испытывая перегрузки, будто космонавт на взлете.

Герард рассказывал, и было заметно - именно слушателя ему не хватало. Пожилые умирают чаще всего не от болезни, а от одиночества. Старым, как и малым, необходима забота и человек рядом, чтобы выслушал, поддержал, утешил. Больным общение необходимо вдвойне - высказался, и вроде полегчало…

Герард всегда любил поговорить.

Вероника всегда умела слушать. Она профессиональная слушательница. Какой-то значимой профессии не получила, а слушать - имела талант от природы. И много ли надо? Сидеть, вникать, сочувствовать, поддерживать. Вроде просто, а не каждому дано.

Доброта и терпение требуются. У современных людей их недостает. А у Вероники хватает. Она по характеру терпеливая копуша. С юных лет самая кропотливая работа была ей не в тягость - собирать смородину, причем не гроздьями, а по ягодке, или облепиху. Обкалывала руки и не замечала, слушала собственные мысли. Талант развивала.

У Герарда талант к разговорам на любую тему и на неограниченное количество времени. Эти два таланта их объединили - разных по характеру, даже противоположных. Она тихуша и скромница, он непоседа, говорун и мачо. В юных летах она была застенчивой серой мышкой – забиться в норку, читать и мечтать. Он любил производить эффекты: лихо проехаться в открытом «Корвете», покрасоваться перед девушками в ковбойской шляпе и крокодиловых сапогах.

В молодости они бы ни за что не соединились. Во-первых, жили в разных странах, как в разных мирах. Но даже если бы в одной стране - не совпали бы, бились, как две шестеренки с разновеликими зубцами.

Да… Жизнь – непредсказуемая штука. Кто бы мог подумать, что развалится великая страна. Кто бы мог подумать, что мышка-норушка превратится в лягушку-путешественницу и приземлится на поле голландского ковбоя…

Жизнь обтесала обоих, сточила острые углы, сгладила запросы. Герард и Вероника встретились на просторах Земли, их таланты подошли, как вилка к розетке.

Она давно выслушала его жизнь, записала в память.

Родился в феврале 45-го. Послевоенная разруха. Мать с двумя сыновьями-погодками: Джон старший, Герард младший. Она любила их и не дала умереть от голода, даже почувствовать его не дала. Чего ей это стоило, Герард только догадывался. Он любил мать, несмотря что была строга и порой привязывала его к стулу, чтобы как-то укротить. Однажды он видел, как мать на кухне обмывалась из таза до пояса. С тех пор полюбил большие груди у женщин.

Часто вспоминал тетю Беп, называл «вторая мать». Своих детей не имела, любила племянника, как родного сына. Просила отдать ей Герарда, но мать не отдала. Он помогал тете по мелочи, она же платила большим добром. Он был живчик и непоседа, не ходил, а носился – сначала на ногах, потом на велосипеде, потом на мотоцикле. На котором и разбился. Пострадал не очень, зато сильно напугал обеих матерей. Тетя Беп сказала «больше никаких мотоциклов» и помогла купить первую машину – подержанный, песочного цвета «Корвет», с чего началась его любовь к автомобилям и продолжилась любовь к скорости.

Отец Герарда был на десять лет моложе матери и «слинял» сразу после его рождения. Иногда приходил проведать сыновей, но отцовского чувства так и не познал. Помощи не оказывал – ни материальной, ни какой-то другой. Скупой был даже на ласковое слово, зато подковырнуть, обдурить мастер. Лучше бы вообще не появлялся… Нанес рану младшему сыну и с каждым приходом ковырялся в ней.

Рана оказалась настолько глубокой, что Герард с самого начала зарекся иметь детей. Во-первых, не хотел оказаться таким же сволочным отцом, во-вторых, не хотел вешать ярмо на шею. Никогда не знаешь – кого растишь. Отдаешь ребенку все силы и средства, а пойдет ли это на пользу, неизвестно. Вначале дети зависят от родителей, потом наоборот. Герард ненавидел быть зависимым. Любил жить для себя и делать по-своему.

Он органически не переносил подчинения кому бы то ни было. Из-за того ушел с военного корабля, куда в двадцать лет поступил по зову романтического сердца. Те четыре года на флоте вспоминал чаще всего и с удовольствием.

Молодость всегда вспоминается с удовольствием. Стояли у антильского острова Аруба. Жара и расслабуха. Всего-то обязанностей – содержать судно в чистоте да иногда сходить в патруль вместе с американцами. Работка «не бей лежачего»: ловить на берегу пьяных матросов и отправлять восвояси. При сопротивлении лупили их резиновыми дубинками по спине. Потом возвращались к себе, отдыхали, пили пиво – на судне разрешался легкий алкоголь. Рассказывали анекдоты, гоготали до одури не пойми над чем…

Подшучивали друг над другом. После душа спрячут у кого-нибудь трусы, тот бегает, ищет, обмотавшись полотенцем. Шутники стоят, ржут. «Что ты бегаешь с голым задом, гомик что ли?». Раньше «гомик» считалось обидным словом. Над Герардом шутить не решались – он был по росту второй, по силе не уступал первому.

Да, весело было.

В молодости всегда есть место смеху.

И сексу. Жара, море, прозрачная вода, рыбки плавают на воле. И людям хочется на волю, на берег. Там кафешки, пиво, девушки… После ночи любви моряки первым делом бежали к судовому врачу. Тот вводил трубочку с дезинфицирующим раствором и вымывал всю заразу. В те времена о кондомах не слыхали. Герард их и потом не любил. Много женщин имел и ни разу не подцепил ничего венерического. Повезло.

Год службы в тропиках шел за два, и светил в дальнейшем приличный военный пенсион. Однако надоело Герарду быть зависимым - от начальников и глупых приказов. Злился. Огрызался. Один раз схватил офицера за грудки и вытащил из-за стола. Написал рапорт об увольнении. Его год не отпускали: хороший писарь, с каллиграфическим почерком, к тому же не дурак. Позже за те годы на флоте получил ежемесячную сотню к пенсии, которая очень даже пригодилась.

Вышел на «гражданку», думал – чем заняться. Административная работа хорошо получалась, к тому же выгодна финансово. В те времена госслужащие работали без напряжения, ни за что не отвечали и не подлежали увольнению даже за просчеты. Сидели всю жизнь на одном месте вдобавок имели право на досрочную пенсию.

Сидячая работа не привлекала Герарда. Привязывать себя к стулу, как когда-то делала мать, не собирался. Энергия кипела, сила требовала применения.

Опять «всплыл» отец. У него предприятие по покрытию полов ковролином и десяток человек персонала. Дела шли в гору. Страна поднималась, люди богатели, обзаводились жильем. Жилье требовало обустройства. Мастеровые всех профессий: водопроводчики, электрики, маляры, ковролинщики были нарасхват, получали солидные деньги. Отец пригласил Герарда. Тот забыл прошлые обиды, согласился. Как сын владельца фирмы, поблажек для себя не просил и не ожидал. Собирался честно зарабатывать свой есть цент на красивую жизнь.

Не получилось. Именно из-за отца. Тот самым наглым образом его обсчитывал, недоплачивал, нагружал работой больше других да еще ворчал. Герард работал много и качественно, нареканий от клиентов не получал, а денег получал меньше всех. Пошел разбираться. Спросил «Почему?», отец ответил «Ну ты же мой сын» и посмотрел как на дурака.

Тоже из породы «хитрованов». Им собственная выгода важнее родного человека. Думают, что умнее других, на самом деле дурят сами себя. Деньги сиюминутны, родня – до конца. Перед смертью захочется не шелеста печатных бумажек, а тепла руки сына или дочери.

Герард органически не терпел несправедливость. Разругался и ушел, хлопнув дверью. Больше отца не видел. Тот в конце жизни через родню просил о встрече. Он стал миллионером, имел дом в Голландии, виллу в Испании, пачки денег прятал в цветочных горшках. Герард не отозвался. Есть такие двери, которые закрываются раз и навсегда.

В Европе грянул кризис. Работы не стало. Герард подумал-подумал и подался в Америку, у него там связи по бизнесу имелись. Женился. Открыл ресторан. Он шеф-повар, она официантка. Работали на износ. Он с четырех утра на кухне, целый день как белка в колесе: успеть до прибытия клиентов напечь, наварить, нарезать, после закрытия убрать, вымыть, приготовить кое-что на завтра. Короткий сон и опять на кухню, в жару и чад. Как он пять лет выдержал? Еще и на секс силы оставались, правда по-быстрому, на столе, после последнего клиента. Секс он любил и умел.

Жену предупредил сразу: никаких детей. У нее от первого брака остались двое. Ей достаточно. Ему тоже. Ее сыновей Герард принял как данность, обращался по-дружески, не более того. Один раз она забыла выпить таблетку и забеременела. Он дал деньги на аборт, как и трем предыдущим забывчивым подружкам. Жизнь менялась, но не менялось убеждение: отец и сын – формула не любви, но боли. Отец отрубил у сына всякое желание иметь потомство, будто кастрировал.

В Америке поначалу получалось хорошо, потом хуже некуда. Их дом два раза обчищали. Жена вдруг стала ревновать. Без всякого повода. Герард по характеру верный и честный. Если с женщиной живет, изменять не видит смысла. На других посмотреть, поболтать – можно, остальное табу. У жены в роду (она польского происхождения) водились психбольные, она сама имела склонность к истеричности. Когда устраивала скандалы с криками и битьем посуды, он терпел. Когда она порвала в клочки его паспорт, он не выдержал и толкнул ее слегка. Она ударилась о стену. Кровь из носа. Полиция. Развод.

Развод достался дорого. Иностранец в Америке – человек второго сорта, все права на стороне своего гражданина. Жена раздела его почти догола, отобрала дом, ресторан, лицензию на продажу алкоголя. Герард пробовал потом устроиться по специальности - настилать полы. Запретили профсоюзы, потому что не их член, не имеет права заниматься частным предпринимательством, отбирать рабочее место у местных. Герард: примите в члены. Профсоюз: чужих не принимаем. И вообще – вали откуда пришел, а будешь продолжать мешаться под ногами, пожалеешь. В предупреждение сожгли его рабочее авто. Прям как в кино про итальянскую мафию.

Без работы мужчина не человек, а больная раком собака - ни гордости, ни радости, ни перспективы на улучшение. Боишься тявкнуть лишний раз. Герард приуныл. Здесь не получается, домой вернуться не может: документов нет, одежды приличной нет, билет купить не на что. Да и возвращаться нищим стыдно…

Дела были бы совсем плохи, но вмешалось Провидение, видно любило оно его. Послало выигрыш в лотерею 50 тысяч долларов. Билет купил случайно, на заправке. Соскреб защитный слой и глазам не поверил. Выигрыш удалось скрыть от бывшей жены и ее прожорливых адвокатов. Герард выправил новый паспорт, выехал на родину. Купил жилье. Поступил ковролинщиком к брату Джону. И дал еще один зарок – не жениться. Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни при каких чувствах.

У братьев разница в возрасте полтора года, а в характерах полтора десятилетия. То есть целое поколение. Герард - основательный в делах и верный с женщинами. Джон – небрежный в том и в другом. Бабник без разбора. Неважно красавица или бегемот, лишь бы в юбке. Бегал за каждой, а получив свое, тут же отваливал на поиски новой. Или совмещал. Безо всякого угрызения или неудобства. Жениться не собирался, хотя зароков не давал. Важное дело создания семьи пустил на волю случая.

Случай свел его с Анук – страхолюдной и хитрой, как крыса. Хитрость дается страхолюдным от рождения в компенсацию за неудавшуюся внешность. Чтобы найти пару, они напрягают мозг, куют далеко идущие планы, придумывают ходы, которые красивым никогда не пришли бы в голову. Красавицы вообще ленивы и беспечны. Им не надо напрягаться, мужики сами в руки идут. Но мозги тоже иногда следует включать, чтобы добычу схватить. А будет перебирать да капризничать, старой девой останется.

Анук не собиралась задерживаться в девах. Но в брак ее звала не любовная романтика, а чистая практика. Как все люди нищего происхождения была она жадна до выгоды. И рано поняла: выгода – от мужчин. Острыми крысиными глазками она высматривала тех, с которых можно поживиться. Клацала острыми крысиными зубками, схватит – не выпустит.

Она уже два раза побывала в браке и набралась опыта в искусстве доведения мужчин до регистрации в администрации. От первых мужей имела троих или четверых детей, да от Джона родила парочку. Целый крысиный выводок получился. Кормить-поить-одевать надо. На мужа Джона рассчитывать нечего, он гулена и выпивоха. Кто сам неуверенно стоит на ногах, тот для семьи ненадежная опора. Лучше опереться на что-то крепкое, устойчивое. На твердую валюту. Голландские гульдены в те времена считались тверже немецкой марки. Анук работала бухгалтером на предприятии Джона и вместе со своими братьями стала подворовывать. Глядя на хозяйку, стал подворовывать и персонал.

Предприятие хирело на глазах. Герард предупреждал брата, призывал серьезно заняться делами. Но Джон слушал только призывы своего пениса, по-голландски «люл». В конце концов прогорел. Развелся с Анук, чтобы налоговая не заставила ее платить его долги, и оказался в прямом смысле на улице. Люл – плохой указчик, доводит не до добра, а до банкротства.

Герард тоже имел сильную сексуальную конституцию, но в делах слушался верхней головы. Он с самого начала не доверял Анук. Разглядел ее крысиную натуру, главные качества которой жадность и наглость. Анук нагло обсчитывала его, натравливала братьев, даже пыталась столкнуть лбом с Джоном. И что он в ней нашел? Мало того, что страшная, еще и неряха. Дома бардак. Всё в куче: дети, собаки, кошки, какашки, вещи, пища. Вместо воздуха туман - от сигаретного дыма, пригоревшей еды, испарений от испражнений. Пылесос пылился где-то в кладовке, скучал в забытье. Его применение не имело смысла - только пропылесосишь, через пять минут тоже самое.

А главное, что ставил Герард в вину Анук - не дала его матери достойно умереть. Мать после парализации лежала в больнице без сознания, немытая, поддерживаемая только аппаратами. Аппараты гудели и переливали из пустое в порожнее лекарства, а также энергию и время медперсонала. Врачи спрашивали у ближайших родственников, то есть сыновей «Можно отключить»? Она ничего не почувствует и не осознает».

Герард говорил «можно». Мать жила сильная, гордая. И такая хотела уйти. 82 года - хороший возраст, чтобы умереть. Анук же говорила «нельзя, Бог не велит, гуманизм не позволяет». Пришла бы хоть раз проведать свекровь, может догадалась своим крысиным умом – гуманнее лежать человеку в земле, чем в говне. Джон ей поддакивал. Двое против одного.

Мать в конце концов отключили. Сказали – умерла. И всё. На похоронах Герард не смотрел в сторону Анук и ее братьев, которых она зачем-то привела с собой. Возможно, боялась его, а на защиту мужа не рассчитывала. Зря боялась. В открытый конфликт Герард вступать не собирался. Себе дороже: даст волю гневу, схватит кого-нибудь за грудки, стукнет головой о стену. По закону справедливости будет прав, а по решению судьи виноват. Плавали – знаем.

Перешел на другое предприятие. И как с цепи сорвался. Пять дней работал по двенадцать часов, а с вечера пятницы до утра понедельника гудел в кафешках. Пиво, приятели, девушки… Туманный круговорот. Почти все, что зарабатывал за неделю, спускал за уик-энд.

Поспит пару часов и опять на работу - таскать пятидесятикилограммовые рулоны ковролина, вымерять, настилать, приклепывать. Откуда только силы брались. Видно организму требовалась физическая нагрузка, чтобы с потом, пивом и спермой выдавить из себя стресс - от негостеприимства Америки, истеричности жены, смерти матери, глупости брата, подлости Анук.

Черт возьми, на новом месте старая песня - хозяева стали ущемлять, когда заметили, что Герард получает больше всех. Но он и работал больше и качественнее всех, вдобавок ходил исправлять то, что другие напортачили. Ощущение несправедливости, как натянутый нерв, дрожало внутри. И почему его везде принимают за дурака… слабака…

Герард не дурак и уж точно не слабак. Рост под метр девяносто, спина как стена, руки как медвежьи лапы. Вероникина ладошка пряталась в них полностью… Он честен по отношению к другим и ожидает того же отношения к себе. Чужого не возьмет, но и своего отдавать не намерен. Постоять за себя сумеет. Пару раз предъявил претензии, ему сказали: не нравится - уходи.

Ушел. В свободное плавание. Тогда уже появились компьютеры и возможность искать заказчиков самостоятельно. Потом, когда создал репутацию, искать не имел нужды: новые клиенты приходили по совету старых.

Наконец-то нашел Герард лучший вариант - сам себе хозяин. Без приказов, переработок, переделок за другими. Работает полдня, получает достаточно. Стресса нет, есть свобода. Сам назначает цену – не дорогую, но справедливую, сам определяет время и продолжительность отпуска.

В отпуск ездил с новой подругой, которая стала его постоянной на следующие тринадцать лет. Она тоже для него лучший вариант.

Ивонн не была охотницей ни за деньгами, ни за мужьями. Происходила из семьи богатого предпринимателя, в молодости училась балету, этикету, искусствам, языкам. Отец умер и оставил двум дочерям наследство в виде ежемесячных выплат. Не королевских, но вполне приличных. Ивонн не работала ни одного дня, одевалась по моде, каждые два года меняла машины. Жила в роскошных апартаментах с мужем, без детей.

Муж при богатой жене права слова не имеет. Он был скучный, вялый, бесхребетный – вареная креветка с поджатым хвостом. Со всем соглашался, никогда не противоречил, боялся жену потерять, вернее, легкую жизнь при ней. Надоел он Ивонн. Через двадцать лет развелась. И тоже отправилась в свободное плавание.

В те времена местом встречи холостых и незамужних служили кафе. Сидела Ивонн с подругами, курила, выпивала, потихоньку оглядывала присутствующих. Заметила Герарда.

Он ее еще раньше заметил.

Пересеклись взглядами, зацепились, оценили.

Она - яркая, загорелая, кольца переливаются, браслеты позвякивают, красный лак на ногтях игриво сверкает, сигарета выпускает ленивый дымок в потолок. Одета броско, дорого, смотрит расслабленно, чуть вызывающе. Не крыса, ищущая добычу, а экзотическая кошка, которую любопытно приручить.

Он – не голливудский красавчик, зато высок и силен. Стоит на ногах крепко, как Евромачта. Одет в костюм и галстук, будто пришел не в кафе пива попить, а в ресторан со звездой Мишелен отведать редкостного блюда.

Отведает Ивонн. Он ей понравился. Он ей ровня. Деньгами не разбрасывается, но видно, что имеет. Ведет себя скромно и с достоинством. Уверен в себе. Не подхалим и не бесхребетная креветка, поджимать хвост не будет. Чтобы его соблазнить, надо постараться. Не разучилась ли Ивонн?

Люди ошибаются, думая, что с первого взгляда возникает любовь. С первого взгляда возникает любопытство. Потом уже все остальное - или расцветает или вянет.

Между Герардом и Ивонн расцвела любовь. Настоящая, когда никому ничего от другого не нужно, кроме его самого.

У них оказалось стопроцентное совпадение… вернее, девяносто восемь – со стороны Герарда. Два пункта его не совсем устраивали у Ивонн: грудь маловата и курит многовато. Но не роптал – остальное перевешивало.

Со ее стороны совпадение девяносто девять процентов и всего один пункт преткновения: Герард не желал связывать себя законным браком. Пункт, который перевешивал тысячу других. Их единственная ссора была как раз на эту тему. И не привела к сдвигу. Пункт стоял крепко, как гора Монблан во французских Альпах, куда они ездили на зимний отдых. Настаивать значило потерять. Ивонн смирилась. Вместе на выходных и в отпуске три раза в год – тоже неплохо.

Лучшие времена проживал Герард. Потом, когда встретил Веронику, целый год рассказывал про Ивонн. Вообще, когда встречаешь нового партнера, про прежнего лучше не вспоминать. Это закон знакомства. Зависть, ревность и все такое. Против рассказов Герарда Вероника ничего не имела. Зависть ей не свойственна, а ревновать к ушедшей навсегда - глупо.

Правда возникало порой ощущение… не зависти, но легкого пожелания «эх, почему я не на ее месте». Герард показывал домашнее видео. Рождество, Ивонн сидит на кровати, он подходит, встает на одно колено, протягивает коробочку с подарком, глядит снизу вверх с улыбкой и ожиданием восторга. Ивонн достала из коробки что-то золотое, тут же надела. Золотых безделушек у нее не счесть, одной больше, одной меньше…

Дорог не подарок, а взгляд, с которым он преподнесен. Ивонн подарила в ответ восхищение в глазах, наклонилась для долгого, благодарного поцелуя. Момент счастья и полного отрешения от мира. Камера выключена, но легко представить продолжение момента - на водяной постели, которая колышется в ритме любви…

Веронике обижаться на Герарда грех, он помогал ей, как никто никогда не помогал. Золотой человек. Не оставил без внимания ни одну просьбу – от накачки велосипедной шины до ремонта квартиры. И подарки дарил, и советы давал, облегчая привыкание к голландскому быту. Но пламенной любви - когда хочется обнять и не отпускать… такого между ними не было. Пламя сердца он отдал Ивонн.

Часто ее вспоминал. Как ездили в Швейцарию в гости к ее подруге, или на Антильские острова – в гости к солнцу. Ивонн загорала до степени «чернее негра», а он до красновато-коричневого, свойственного блондинам. Когда возвращались домой, ходили в рестораны, в гости - все глазели и завидовали. Считалось: если ты зимой загорел, значит, побывал в тропической стране, значит, у тебя есть возможности и деньги, значит, ты человек со статусом.

Статус – материя, сотканная из множества понятий. Это и деньги, и должность, и ум, и друзья, и одежда, и то как ты преподносишь себя, и то как тебя воспринимают другие…

В России статус дают деньги, не важно как заработанные, или должность, полученная порой нечестным путем. И вот уже все двери открыты, выбирай – к ворам или профессорам.

На Западе более придирчивы. Не чистого на руку человека в приличное общество не примут, будь у него миллионы на счетах и костюм от Версаче. Особенно разборчивы в Британии. Снобы. Происхождение ценят. Второсортную актрису, вышедшую за принца, в свой круг не примут. Будут терпеть и выказывать положенные по этикету знаки уважения, но дальше того не пойдет – она дворняга, волей случая попавшая в компанию благородных колли.

В Голландии нравы более демократичны, а правила те же. В обществе веди себя скромно, несмотря на солидный банковский счет, не переступай чужих границ, даже если очень хочется показать свое превосходство.

Ивонн ввела Герарда в свой круг – людей пусть не самого верха, не директоров предприятий и высших политиков, но чуть ниже. Людей, добившихся успеха. Людей с честными деньгами и чистой совестью. Людей дела. Герард - человек дела и тем горд. Простой ковролинщик среди элиты. А чем он хуже? Живет в собственном доме, ездит на «Мерседесе», отпуск проводит на тропических островах.

Герард был благодарен Ивонн. Она дала ему статус. А он ей. Раньше, рядом с мужем – узкоплечим администратором отдела образования, она чувствовала себя учительницей начальных классов. Рядом с Герардом – широким и надежным, как «Лэнд Ровер», он чувствовала себя женой банкира. Ну… не женой. Пока… Он сдастся в конце концов…

Сдаться он не успел, она умерла скоропостижно. Сгорела за десять дней. Он и сам вроде сгорел. Остался один, на пустом месте, как на пепелище. Мать умерла пару лет назад. Брат в прошлом году. Теперь Ивонн. Кто следующий?

Герард.

Вроде рано, шестидесяти нет.

Ивонн тоже не было…

Умирать не хотел и жить не хотел. Существовал, как в бреду. Работал, как старый конь – по привычке и из сознания необходимости. Приходил домой и падал. В выходные пересматривал домашнее видео, лежал, вспоминал…

Иногда звонила Анук, приглашала в гости. Один раз пошел. И пожалел. Раньше была вонь и грязь - от ее стряпни, ее детей, ее домашних животных. Теперь дети обзавелись своими детьми, своими супругами, своими животными, и все обретались в том же доме. Люди пили, курили, бросали окурки и объедки, звери ели, какали и писали: если хозяевам можно гадить, почему им нельзя? Вони и грязи - за сто лет не вычистить. Анук выглядела на сто лет. Съехало вниз все возможное: веки, щеки, сиськи, подбрюдок, живот. А крысиный взгляд остался на прежнем месте. Теперь она прицеливалась к нему…

Герард зарекся ходить.

Правда, один раз уступил ее просьбе прийти на день рождения. Круглая дата - шестьдесят лет. Ходил с Вероникой, чтобы показать: он занят, пусть Анук не рассчитывает поживиться. Вероника не горела желанием, пошла из любопытства – познакомиться с «родственниками».

И тоже зареклась. Анук проткнула ее хищными глазами, у Вероники екнуло внутри. У нее интуитивное неприятие злодеев. Интуиция сказала: обходи за километр, от нее тридцать три несчастья. Три случились уже на следующий день: выпал мост изо рта, просела и перестала закрываться входная дверь, на работе произошел скандал. Вероника сказала железное «нет» походам к Анук. Лучше никаких родственников, чем таких. С ними врагов не надо…

Вскоре после смерти Ивонн Герард подхватил инфаркт. Не острый. Вялотекущий. Стелил ковролин у клиента, вдруг огненная боль поползла из сердца, как лава из вулкана. Лег спиной на пол, полежал без движения, дал холоду проникнуть в тело, остудить лаву. Вроде немного отпустило… Продолжил трудиться. Когда закончил, поехал в больницу. Его осмотрели, дали лекарства и запланировали через две недели на операцию. Две недели продолжал работать с болью в сердце в прямом и переносном смысле. Не думал, что в любой момент мог умереть. Надеялся на могучий организм. Почему-то жить захотелось…

Операцию проводил молодой, общительный доктор. Представился, спросил:

- Хотите видеть, что я делаю?

- Хочу.

Чем лежать и тупо смотреть в темный потолок, лучше смотреть в цветной экран аппарата. Интересно – что там будет происходить. Вернее – что будет происходить внутри Герарда.

Доктор возился в его паху, голландцы называют это место «крест», и объяснял бодрым голосом свои манипуляции. Разговаривал, не применяя уменьшительные слова, вроде «вводим трубочку в сосудик» - как разговаривают с детьми, стариками и тяжелыми пациентами. А как со взрослым человеком, временно оказавшимся в лежачем положении - с уважением и на «вы». Здесь не принято панибратствовать, даже если возишься у кого-то в области святого «креста».

- Вводим катетер и продвигаем по сосуду. Не больно, менир Кулман?

«Менир-мефрау» – то же самое, что «господин-госпожа» в старой России. После революции вежливое обращение отменили, а в Голландии до революций дело не доводили и продолжали использовать обращения, принятые испокон веков.

Всего Герарду поставили четыре стента, и он точно видел – в какие места. Видел, как стенты расширили сосуды и позволили крови опять свободно проникать в сердце. Без крови оно задыхается, как легкие задыхаются без воздуха.

Позже Вероника сопоставила даты и выяснила – Герард лежал в то же время и в той же больнице, что ее муж Симон, тоже с инфарктом. Бывают же совпадения.

Симона продержали в стационаре пять дней. Герард попросился домой на следующий. После операции почувствовал облегчение, будто заново родился. Помогли – спасибо, дальше он сам. Выздоравливать лучше дома. В больнице бесприютно, как на вокзале - там можно пребывать временно, а жить нельзя. Покоя ни днем, ни ночью. Ни одного знакомого лица. Люди все время меняются, никто никого не знает. Только с кем-то познакомишься, он уже исчез.

Пассажиры… то есть пациенты лежат или ходят с утомленными лицами, чего-то ждут, прислушиваются к звукам в коридоре – не идет ли поезд… то есть врач. Медсестры являются по расписанию, приносят лекарства или еду и опять уходят, мерно стуча колесами вагона… то есть тележки. Каждый занят только собой, разговаривает только о своей болезни, желает побыстрее выздороветь и покинуть больничные стены. Уходящим нет дела до остающихся, как уехавшим нет дела до опоздавших.

Герард выписался под расписку, а через неделю уже опять таскал рулоны ковролина, вымерял, отрезал, приклепывал. В больнице восстановились не только его сосуды, но и мозги. Близкие люди умерли, но он-то жив.

Живым – живое.

Зачем самого себя загонять в могилу раньше времени?

Стал искать новую подругу. Где искать, когда тебе шестьдесят? В кафе не пойдешь, там молодежь. В театре, музее, на концерте знакомиться не принято, да он туда и не ходит. Через кого-то - не получится, друзей-родственников не осталось. Обратился к интернету. Зашел на сайт для одиноких, самый дешевый, посмотрел на женский контингент.

Контингент странный. Встретился Герард с тремя или четырьмя, до второй встречи не дошло. На дешевых сайтах и женщины соответствующие: курящие, хрипящие, тощие, хитрющие, мечтающие найти мужчину и жить за его счет. Дурака, в общем, ищут.

Плавали – знаем.

Герард нашел сайт подороже, оплатил три месяца, посмотрел предложение. Встретился кое с кем. Разочаровался. Кажется, женщины всего мира, во всяком случае в границах Голландии, мечтают об одном – найти дура… ну… мужчину и жить за его счет. Так и пишут. «Ищу партнера для веселого времяпрепровождения - походов в театр, ресторан, поездок на уикэнд и в отпуск». Все эти «походы» и «поездки», естественно, за его счет. А сама что имеет предложить? Модельную внешность, ноги, грудь? Как бы не так. Лицо, как у задницы, запросы, как у принцессы.

За неделю до конца абонемента наткнулся на фото: женщина с хорошей фигурой, из-под кофточки выпирают приличные шары. Текст короткий, четкий – «ищу мужчину для совместного проведения уикэндов». По делу и без намека на использование его кошелька. Посмотрел повнимательнее на фото. Лицо симпатичное, говорит, что не курит. Последнее легко проверить. При встрече.

Вероника тоже искала новых встреч. После развода осталась совсем одна, не знала за что браться, как производить житейские процедуры: платить за квартиру, воду, свет, страховку и прочее. Опять же сыну надо помогать освоиться, он недавно приехал. Друзей-родственников нет, подсказать некому. Можно у соседки снизу спросить, но… хочется, чтобы не только было у кого спросить, но и на кого опереться.

Где искать мужчину?

Симона нашла в газете. Та газета больше не существует. Все объявления теперь в интернете. То есть в компьютере. Компьютер Вероника имела, даже два. Один дали ей от языковых курсов, другой дали Симону от работы. Он его с собой не забрал - не имел нужды, так как не умел обращаться.

И Вероника особо не умела. Она в технике полный профан. А компьютер это не только техника, но нечто большее. Он думать умеет, за себя постоять, от дураков защищаться. Нажмешь не ту кнопку, будет возмущаться, выдавать черное поле, а то вообще зависнет. И постоянно подсказывает – делай то, не делай это. Машина учит человека. Вероника чувствовала себя школьницей.

А без компьютера уже не обойтись - такие времена настали. Пришлось учиться с ним общаться. Страшновато…

Но необходимо. Под лежачий камень вода не течет, жених ее на печке не отыщет. Это только в сказках. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» - сказано по другому поводу, но Веронике подходит. Твоя сказка в твоих руках. Так что закатывай рукава и тащи рыбку из пруда… то есть мужчинку из компьютера…

Сын помог разобраться в базисных настройках и программах, дальше Вероника сама. Выбрала сайт знакомств, который первый вылез в гугле. Заплатила за месяц, оформила профиль – фото, текст о себе и о том, кого ищет. Посмотрела выбор. Мужчины на фото все успешные и красивые: улыбка киноактерская, стоят на фоне гор или далеких городов, рост у всех от 180. Что делают эти счастливцы на сайте для одиноких?

Боязно реагировать. Вероника на фотках неудачно выходит, единственная, более-менее приличная, сделана в парке Мадуродам – это Голландия в уменьшенном виде. Глядя на фото мужчин-счастливцев Вероника почувствовала себя в уменьшенном виде. Одинокая, несчастная. Засомневалась. Не светит ей тут…

Ладно. Подождем – увидим.

Подождала. Получила несколько писем. Сходила на свидания. Посмотрела. Послушала.

Разочаровалась. Она-то думала там все честно, а там сплошной обман. Фотки сделаны десять лет назад, возраст убавлен, рост прибавлен. Характер указан «оптимистичный», на самом деле «весь в себе» и «усугубленный тяжестью пережитого». Один мужчина был вообще хромой.

Кажется, это не она Мадуродам, а они…

В России этих «счастливцев» давно разобрали бы отчаявшиеся русские женщины. В том числе хромого. Да и без одной ноги взяли бы с удовольствием… Вероника до такой степени отчаяния не дошла. Больших требований не предъявляла, но и брать неполноценного не собиралась. За всю Европу не скажет, а в Голландии проблема одиночества не так остра. При большом желании и немножко везении можно найти очень приличного друга или даже мужа.

Будет ждать.

Дождалась.

Сообщение от Герарда.

Ответила.

Списались. Его письма цепляли. Вероника такая чудачка, что по выбору слов (даже на иностранном языке), по манере написания определяет характер. Из текста виделся ей мягкий человек, но не слабак, внимательный к ее интересам, серьезно настроенный, знающий чего хочет. Особенно тронул ее его вопрос «Где стояла твоя колыбель?» вместо обычного «Откуда ты родом?».

Перезвонились. Поболтали. Разговор вязался слово за слово, как петелька за петельку. Редкий случай. Голландский менталитет таков, что с виду они доброжелательные, но на сближение идут со скрипом, «чужих» слишком быстро в «свои» не записывают. Если в разговоре слишком часто «падает» пауза или приходится переспрашивать «что ты имеешь ввиду?», то ясно – контакт не состоится, можно вешать трубку.

Трубку вешать не хотелось ни Герарду, ни Веронике. Болтали, не замечая времени. И потом еще пару раз перезванивались.

Заочный контакт состоялся. Договорились встретиться.

Встретились. Первое впечатление?

Он: Вероника совершенно не похожа на Ивонн - маленькая, молоденькая, как гномик, зато фигурка ладная и грудь его любимого размера.

Она: лицо у Герарда старческое, да неважно, с лица воду не пить, зато не бедный и не жадный, сразу предложил продолжить беседу в прибрежном ресторанчике. А чтобы создать соответствующее моменту настроение, провез ее по набережной на своем уютном «Мерседесе» под лучшие романтические песни восьмидесятых.

Музыка действует на Веронику магически. Вдобавок летний закат, шелестящее море, сильный мужчина рядом… Он знал – как завоевать сердце женщины.

Посидели в ресторане, поели, поговорили, глядя друг другу в глаза и немножко в душу.

Оказалось, у них много общего. Она год отходила от развода с Симоном, он год отходил от смерти Ивонн. Оба желали найти нового партнера, но не первого попавшегося, а качеством не хуже себя. Оба не горели желанием вступать в брак, и как дополнительное удобство - жили рядом. Было и много разного, но это выяснилось потом и постепенно преодолелось.

Веронике новый знакомый в общих чертах понравился, один недостаток – старше на пятнадцать лет. Муж был старше на восемнадцать, но тогда вопрос стоял ребром: или Симон в Голландии, или смерть в России. Сейчас ситуация не столь критическая, однако если долго перебирать, можно вообще ни с чем остаться.

Два сомнения одолевали. Первое: Герард умрет раньше, она уже потом никого не найдет и будет доживать одна. Второе: мужчины после шестидесяти не умнеют, а наоборот – впадают в маразм, как Симон, который после развода отправился искать счастье в Бразилию. Да там и сгинул скорей всего…

А не впадает ли в маразм сама Вероника? Зачем со старой меркой к новому человеку подходить? Герард совсем не похож на Симона, вернее сказать – полная противоположность. Может он еще двадцать лет проживет в здравом уме и крепком теле. Может ей потом и не захочется никого искать…

Позвонила брату. Он спросил:

- Ну и что ты раздумываешь?

- Хотелось бы помоложе.

- Мне тоже хотелось бы помоложе.

Шутник.

В общем-то он прав. Не стоит глубоко копать, в далекое будущее заглядывать. Идеал, как горизонт, недостижим.

В молодости люди быстро сходятся и так же быстро расходятся, потому что есть время кого-то другого найти, дождаться своего партнера, как ждут своего поезда. Один уйдет, другой придет, и можно не спеша выбирать комфорт вагона и направление движения.

Люди постарше сходятся тяжелее, придирчиво выбирают попутчика – чтобы раз и навсегда, и вместе до конечной станции.

Веронике сорок семь и спешить некуда, последний вагон еще не ушел. Но она не любительница езды с пересадками и переменами направлений. Привыкает к новому человеку долго, потому долго взвешивает – стоит ли тратить на него время и силы.

Кажется, на Герарда стоит. Минус один – возраст, зато множество плюсов: мастеровой, не пьет, не курит, не дурак, не вахлак. Не красив, но высок, Вероника всегда имела слабость к высоким мужчинам. И честен - не соврал ни в одном пункте профиля. Подумала и решила продолжить. Не известно – что приобретет, но точно ничего не потеряет.

Примерно так подумал и Герард. Вероника далека от идеального варианта – тот встретился ему однажды, в далекой молодости. Артистка стриптиза Натали. В ней все было прекрасно: и лицо, и фигура, и грудь, и попка. Пару раз переспали. Она сказала, что ей понравилось, но она ищет богатого. Хотела себя подороже продать. Имела право. Расстались.

Идеал, как выигрыш в лотерею, два раза не выпадает.

Да не до идеалов теперь. Герарду не двадцать шесть, а шестьдесят два – цифры переставились, важное и неважное поменялись местами. Была бы женщина в сексе хороша и не особо претендовала на его кошелек. И то, и другое узнает со временем. Вероника на внешность неплоха, пусть и совершенно не походит на Ивонн. Та была загорелая, высокая - ему под стать. Эта беленькая, коротенькая - ему под плечо. Хорошо, что не курит, и в отличие от Ивонн, имеет грудь. За грудь он ей все простит.

Еще на жадность проверит.

Отвез в магазин, сказал:

- Покупай что хочешь.

Та - из дешевых и загребущих бросилась бы хватать самое дорогое. Пусть не подошло бы - неважно, продала бы. У нищих ум заточен на выгоду, у благоразумных на пользу. Вероника примерила пару вещей. Не понравилось. Ничего не выбрала, собралась уходить. Герард глазам не поверил. Приятно удивился. И почти заставил купить летнюю курточку, которая выгодно обтягивала ее формы выше талии.

Сошлись. Больше по расчету, чем по любви, но когда расчет верен, то и до любви недалеко.

Расчет оказался верен. Они уже тринадцать лет вместе. Так же, как с Ивонн. Тринадцать – его счастливое число, родился тринадцатого февраля. И прожил счастливую в общем-то жизнь. Жил честно, работал честно, любил честно. Пусть не родил детей, не передал честность по наследству, зато передал рассказ о себе – Веронике. А она пусть делает с ним что хочет.

Например, книжку пишет.

Автор Ирина Лем

День рождения твой... (седьмой рассказ про Веронику)

У Вероники день рождения седьмого ноября. Начиная с третьего она заводила старую советскую песню «День рождения твой не на праздник похож - третье ноября…», ходила по дому и пела. Первоначально исполнял ее мужчина, имени его она не знала, потом Людмила Сенчина, в исполнении которой песня стала популярной. Веронике не нравилась опереточная слащавость ее голоса. Текст больше подходил под мужской - сдержанно-печальный, с упреком «даже в доме твоем, где так любят тепло, холодно душе» и жестокими словами в конце «слушай музыку и прощай!».

Песня о чисто русских реалиях: в России ноябрь - плаксивый, слякотный, депрессивный месяц. Не то, что в Голландии. Здесь слякоть начинается в середине декабря, когда дни похожи на сумеречные промежутки между ночами, а вместо искрящегося снега туман или дождь. К февралю местные жители бывают настолько измучены погодными перипетиями, что впадают в тихую депрессию. По совету докторов они покупают лампы с ультрафиолетом и сидят перед ними, представляя, что перед солнцем. День и ночь мечтают они об отпуске, который уже спланировали и заранее оплатили, потому как на ранний заказ даются ощутимые скидки. О, это волшебное слово «скидка»! В промозглую погоду оно греет душу и скрашивает ожидание.

Веронике искусственное солнце не требовалось, и отпуска она не ждала, хоть и не была в нем лет семь - со времени короткой поездки в Париж с другом Герардом. Она не собиралась впадать в депрессию из-за погоды. Первые годы удивлялась на местных: едва температура опустится до плюс пяти, они обматываются шарфами до носа, будто очутились на Северном полюсе, без конца пьют горячий кофе и двадцать раз на дню говорят «холодно, а?». Их бы в русскую зиму запустить - с метровыми сугробами и температурой минус десять-пятнадцать, да чтоб часок на остановке постояли в ожидании общественного транспорта…

К местному климату Вероника претензий не имела, полюбила его, как родного, и не променяла бы ни на какой другой. Как пелось в советской патриотической песне «не нужен мне берег турецкий» - потому что там жарко, а уж возвращаться в российский морозильник Боже упаси!

Голландская погода - единственное, к чему привыкла легко, ко всему остальному привыкала долго и тяжко.

От хорошей жизни страну не меняют. Русскому человеку переехать за границу - все равно что пуститься в экстремальное путешествие по горной реке. Далеко не каждый решится. Нужда заставила Веронику. У молодых легче получаются судьбоносные повороты, а ей уже было за сорок, и силы подточены. Но вопрос жизни и смерти стоял, потому напрягла последние оставшиеся силенки, приложила ум и постепенно вписалась в новую колею. Восемнадцать лет уже, чужбина родиной стала.

И не донимает ее ностальгия - ни по советским временам, ни по перестроечным, ни по тем, что пришли потом. Ностальгия - это тоска, а тосковать Веронике никак нельзя. Надо сохранять душевное равновесие и философски относиться ко всему. Потому что некуда деваться: вот уже полгода живет так, как другие не смогли бы - в полном одиночестве.

Сидит она в квартире, как отшельник в пещере, и молчит. Целый день пишет. Разговаривает редко - или сама с собой по-русски, или в магазине по-голландски. По праздникам выпивает рюмку вина и устраивает дискотеку: заводит старые советские песни на всю громкость, поет и танцует - опять же сама с собой.

Нельзя сказать, что она одна в целом свете. Есть младший брат - в Москве. Давно не виделись, отдалились, связываются раз в год через компьютер, ненадолго. Общих тем мало, общих воспоминаний нет, да и не любит Вероника воспоминания.

Есть сын. Вырос, выучился, уехал в другую страну, создал семью. Переписываются по скайпу, переговариваются только по важным вопросам. Не хочет Вероника вмешиваться в его жизнь. Свою родительскую роль она выполнила и отошла в сторонку. Но остается рядом, готовая помочь. Сын - ее второе «я», внутренняя связь с ним крепка, ее не порвут ни расстояния, ни расставания. Это знание ее греет.

С голландским мужем давно развелась, с другом Герардом разошлась недавно. Навсегда. Они уже расходились один раз, на полгода, потом сошлись, Вероника думала: теперь-то он за нее будет держаться. Он тогда после болезни и химии восстанавливался, был слабый, она помогала и собиралась помогать до конца, то есть - до смерти, о которой они часто говорили, подразумевая, что Герард умрет раньше.

Не то, что он уже собирался лечь в гроб, но чувствовал себя слабо, и тема возникала чуть ли не каждый день. Он написал на Веронику завещание и назначил исполнителем его воли по трем важным вопросам. Первый: если он ослабеет до такой степени, что окажется не в силах себя обслуживать, чтобы сделали эвтаназию. Второй: если после операции останется лежать, как овощ, чтобы его не держали на аппаратах, а дали достойно умереть. Третий: чтобы церемонию похорон провели в крематории, как положено - с музыкой, цветами и стихами, он для того отдельную сумму отложил. У Герарда родственников нет, но неважно, Вероника честно потратила бы его деньги на его проводы, пусть сидела бы в зале одна и плакала бы одна.

Но явился его старый друг и до такой степени переманил Герарда на свою сторону, что он стал ею пренебрегать, даже какие-то упреки высказал. Когда ею пренебрегают, она уходит. Отдала ключ и опять сходиться не собиралась.

И осталась одна.

Одиночество - это когда слушаешь тишину и разговариваешь мыслями. Ни телефонной болтовни, ни совместных пеших прогулок с Герардом. Отпала активная часть ее существования, осталась пассивная - писательство. Ею спасалась, иначе замаячил бы сумасшедший дом, который здесь называется «Парнасия». Слово стало нарицательным, как в России слово «психушка».

Пришлось подстраиваться под новые реалии. Не впервой ей, Вероника - приспособленка почище Робинзона Крузо. Ему некогда было скучать, ей тоже. Он работал руками, обустраивал свою жизнь на острове, она работает головой, обустраивает свою жизнь на одиночестве. Ищет позитив, чтобы сохранять душевное равновесие. Оно у нее хрупкое: если часто огорчаться по пустякам, равновесие нарушится и - здравствуйте, я ваша тетя-депрессия!

То, что нельзя изменить, надо принять. Чтобы принять, надо настроиться на положительное.

Настроиться на положительное невозможно, если смотреть новости. Там всегда все плохо, и в конце туннеля не свет, а апокалипсис.

Первым делом Вероника оградила себя от негативного влияния телевизора и интернета - это две трубы, которые ежедневно выливают на людей тонны канализации в виде сообщений о войнах, катастрофах и других несчастьях мира. Зачем Веронике о них знать? Чужая канализация пусть обходит его стороной. У нее свой мир, пусть не идеальный, зато тихий, чистый и добрый, это в наше время редкость и почти волшебство.

Создавала она его кропотливо, используя подручные средства, то есть имевшиеся возможности. Телевизору волю не давала, включала только после шести и кропотливо выбирала передачи - чтобы без кровавых новостей и проповедников, пугающих то потеплением климата, то перенаселением, то загрязнением окружающей среды. Особенно же раздражали некоторые кулинары, которые для создания сенсации и привлечения внимания называли яйца «куриной менструацией» и советовали переходить с мяса на сушеных кузнечиков. Лучше она на живых посмотрит по Анимал Планет, у них мозги устроены правильнее, чем у тех кулинаров.

Интернет использовала исключительно для добычи полезной информации и чтения старых, добрых книг.

Разговоры с Герардом заменила разговорами с собой, пешие прогулки - велосипедными. Телефон не звонит? Зато в тишине хорошо думается и сочиняется.

Удача, что вдохновение не покинуло. Вероника продолжала писать с прежним увлечением, замыслов имела еще, как минимум, на десять лет вперед.

Когда есть к чему стремиться, некогда в депрессию впадать.

Впадала Вероника один раз, не по собственному желанию, а по нужде. И не депрессия то была, а настоящая беда. Самые тяжкие времена ее жизни. Навалилось все сразу: Союз распался, хаос наступил, мать умерла, Вероника развелась, сидела без работы, заболела, сын заболел, и еще много чего.

Вдобавок давил ее страх остаться без копейки, прямо-таки душил. Жила на алименты, которые присылал бывший муж из Белоруссии, и спасибо ему, что платил вовремя. Но при конвертации с «зайчиков» на российские рубли терялась почти половина стоимости, Вероника получала мизер. Привыкла она к обеспеченности советских времен: тогда слова «безработица» не знали, работы хватало всем, на минимальную зарплату ели-пили, одевались-обувались еще и мебель в кредит покупали. Теперь привыкала к нищете: на еду едва хватало, одежду старую донашивала, про развлечения забыла. Какие кино-театры, когда на дешевый корвалол еле наскребала! А без него ни спать не могла, ни бодрствовать, лежала и плакала.

Еще один страх давил - за сына. Он худенький, болезненный от плохого питания, заберут в армию, Вероника его больше не увидит. Там слабых убивают или калечат, про то статьи в газетах каждый день рассказывают, Комитет солдатских матерей набат бьет. А у Вероники сердце бьет набат - денег нет сына откупить от армии по примеру соседей. Они самогонкой торговали и в тяжкие постсоветские времена беззастенчиво процветали, двоих сыновей откупили. Они и Веронике предлагали, да не было рядом феи с волшебной палочкой, которая проконвертировала бы «зайчики» в доллары…

С тех времен остался у нее страх перед безденежьем. Говорят «не в деньгах счастье», а в них порой больше, чем счастье, порой жизнь.

Не видела она будущего, вернее видела - в черном цвете, от того ком стоял в горле, и слезы в глазах. Стремиться было нЕ к чему. Мечтать не имело смысла.

Несчастья переродили ее - из тихого, скромного, незлобивого по натуре человека превратили в лютого зверя. Она билась, как в клетке, и не видела выхода. Она зверела и огрызалась - жизнь зверела и огрызалась в ответ. Попала она в бурный поток и летела в пропасть без дна. Безнадега одолела и одно желание - разом от всего избавиться. Стояла Вероника в полшаге от самоубийства. Одна мысль останавливала: если ее не будет, и сына не будет - погибнет раньше, чем его в армии убьют.

Собрала последние силы, напрягла мозги и… кое-как выкарабкалась. Можно было бы сказать «чудом», но чудо это она долго и кропотливо готовила.

Справилась с безнадегой, с бедой. Заодно с депрессией.

И никакая погода ее туда не загонит. Мелочи это. Как говорится «всякая погода - благодать, и надо ее благодарно принимать». Смешно ей слышать, что кого-то погода вгоняет в тоску или в суицидальные мысли.

В новой стране они на Веронику не нападали. Не до того было - боролась, старалась зацепиться. Гладко не получалось, и не раз думала Вероника, что авантюра ее закончится не свадьбой с заморским принцем, а возвратом в родное болото.

Когда человек чем-то важным занят, мысли о самоубийстве не приходят. Инстинкт самосохранения срабатывает - в экстремальных ситуациях люди стараются выжить, а не умереть. Может, это рецепт для любителей легкого впадения в смертельную тоску? Послали бы их на необитаемый остров, пусть бы делом занялись.

В Иваньково несколько раз случалось, что люди вешались - от пьянства или душевной болезни. Но чтобы в здравом уме и семейном благополучии… Непонятно Веронике и удивительно, сколько в Голландии людей - известных, успешных, которые часто появлялись в телевизоре, покончили счеты с жизнью. Чего им не хватало? В Россию бы их, в постсоветский период…

От которого ей удалось сбежать - в другую страну, как в другую реальность. И опять пришлось привыкать-приспосабливаться. К мужу, которого до того видела всего два раза, к его детям, внукам, бывшим женам и коллегам. К языку, к людям, к работе, к погоде. Вообще - к правилам бытия и способу мышления, которые коренным образом отличаются от российских и называются одним словом «менталитет».

Другой менталитет - это ответ на вопрос «Почему в России люди не живут, как в Европе?».

В доказательство Вероника привела бы два примера, которые коснулись лично ее.

Когда залили квартиру соседи сверху, жилищная корпорация прислала маляра замазать потолок. Он замазал и оставил ей полведра краски, которую не использовал. Невозможно представить то же самое с русским маляром: бесплатная краска - это халява, а халява - это святое, отдать ее в чужие руки хуже, чем отдать в чужие руки жену.

Еще пример: здесь в парках, крепостях, заброшенных домах не встретишь типично русского явления - кучи говна. Людям не приходит в голову опорожнить кишечник на красивое. В России дерьмо наложено даже в детских домиках на игровых площадках. Большевики боролись за то, «чтобы не было богатых», к которым отнесли и людей с богатой душой - их изгнали или уничтожили. Привили народу менталитет бедных и что вышло?

Ну да ладно. Россия - страна не хуже других, но любить ее лучше на расстоянии. Вероника любила ту Россию, где провела беспечное детство в поселке городского типа Иваньково, затерявшегося в лесах Калужской области. Там годами ничего плохого не происходило, дверь днем не закрывали, иногда и на ночь забывали закрыть. Трава росла за сараями и доставала до плеч, когда она в шесть-семь лет одна ходила в лес искать грибы и слушать птиц. Жилье бесплатно раздавали нуждающимся, покойников провожали в последний пусть с оркестром, а к праздникам ставили на самый высокий дом горящие слова «Да здравствует 1 Мая!» или «Да здравствует 7 ноября!». Это был ее день рождения - его праздновала вся страна.

Потом старые праздники отменили или переименовали, отменили и переименовали целую страну. Новую Россию Вероника не узнала и не признала своей, а страна не признала своей Веронику. Она оказалась чужачкой на родине, и пришлось искать счастья на других берегах.

И, вроде, нашла. Безнадега осталась в прошлом, будущее Веронику не пугает, в материальном смысле живет она не хуже соседей: имеет все необходимое и даже предмет роскоши приобрела - телевизор системы «олед» с диагональю сто пять сантиметров. Это не телевизор. Это чудо. Натуральные размеры, натуральные цвета, безупречные четкость и звук. Смотришь на шоу и, будто, там присутствуешь. Смотришь на животных и жуть берет - того и гляди выпрыгнет лев и схватит за горло.

Но хватало Веронику за горло другое. Одиночество. Замкнутость. Собственная ненужность и неважность. По утрам настраивала себя на позитивное, как музыкант настраивает скрипку на «мажор». Но понимала, что в ненормальных условиях существовала, и как ни уговаривала себя, что «все хорошо», а поверить получалось не всегда.

Приближался ноябрь. И день рождения - это всегда некий рубеж. Знаменательная дата жизни. Собственно, самая важная, с нее все началось, потому отмечают ее торжественным способом в компании друзей и родных. А Веронике придется отмечать в компании телевизора и компьютера.

Как-то сидела она и думала. Что-то находишь, что-то теряешь. Нашла финансовую стабильность и уверенность в будущем, но потеряла то хорошее, что было в советские времена - фильмы, песни, праздники. День рождения не хочется отмечать. Потому что не с кем. И что отмечать-то - что к могиле приближается?

Ой, не надо про могилы и потери. Пессимистичное настроение Веронике ни к чему. Встряхнуться надо. Самой с собой поговорить. Настроиться на положительное. Не ее вина, что осталась одна. Жизнь меняется, и к каждому изменению надо привыкать.

И потихоньку получалось. Гибкая у нее система. Вероника порой усмехалась: чемпионка-приспособленка. И в богатстве жила, и в бедности. В общежитиях, пионерских лагерях, дома, на квартирах. С родителями, подружками, мужьями, вдвоем с сыном, теперь сама с собой.

Печальный итог? Абсолютно нет. Итог положительный: не спилась, не опустилась, не обозлилась, не разочаровалась. Живет в довольстве и ни в чем не нуждается. Почти ни в чем. Состояние одиночества будем рассматривать, как еще один жизненный опыт.

Полезный и необходимый.

Не зря говорят: «человек, умудренный опытом». Мудростей Вероника набралась уже столько, что посади ее в Белый Дом, сумела бы Америкой руководить. Посади ее в Кремль… тут сложнее, потому что «умом Россию не понять».

С опытом приходит уверенность в себе. Раньше Вероника была неуверенной, робкой и краснела, как свекла, если к ней обращались. Боялась рот раскрыть, стеснялась буквально каждого человека. В классе у доски стоять - настоящая пытка: что-то мямлила, сутулилась, хотела казаться меньше, а лучше - убежать.

Со временем переборола себя, потому что знала - ей не на кого рассчитывать. И некому пожаловаться. С детства не привыкла. Когда человек жалуется, он слабеет, хлюпает носом и растекается, как манная каша. У Вероники была по-советски строгая, не знавшая снисхождения мать. Она ее никогда не жалела. Когда не жалеют, нет смысла плакать или растекаться манной кашей. В сказке кто оказался счастливее - избалованная дочка или ненавидимая падчерица?

Вероника была у родной матери как падчерица, но может и хорошо, если теперь оглянуться. Ее жестокость воспитала в Веронике жесткость. Хотя она про себя не сказала бы, что жесткая. Внутри она мягкая, как зайчик. И такая же пугливая. До сих пор. Жесткость в ее представлении - это тетка с грудью пятого размера, которой она прибивает врагов и пробивает стены. У Вероники до пятого размера не доросло, а стены она пробивает лбом. То есть умом.

Если что-то нельзя изменить, надо приспособиться. Например, к возрасту. Время идет, человек стареет, тело меняется. Вероника прислушивалась к изменениям, выводила для себя правила и старалась соблюдать. За несоблюдение тело наказывало болью, которая стала ее постоянным спутником.

После пятидесяти здоровье посыпалось. Она не была конкретно чем-то больна, но появились тысячи недомоганий - не известно от чего. Вернее, известно от чего, от возраста. От малейшей царапины кровь разливается рекой. Суставы болят, ноги к вечеру тяжелеют. Веки опухают, утром на Веронику из зеркала смотрит не Вероника, а китаец, который спрашивает ее на своем языке «на-кого-же-ты-похожа?».

От беспардонной эксплуатации глаз пошатнулось зрение. На улице она видит отлично, а когда читает или пишет - расплывчато. Как-то на почте заполняла формуляр, там буквочки мелкие, как точки, вдобавок на зеленом фоне. Вероника говорит «не вижу». Сотрудница дала ей очки, которые они специально держат для слабовидящих клиентов. Чудесные очки оказались. Вероника надела, и точки выстроились в слова. Пожелала она такие очки иметь, но тут же осознала опасность: глаза привыкнут, разленятся, откажутся служить. Подождем.

Опять заныло в левом боку. Года три назад тоже ныло, ходила на ультразвуковое обследование, оно обнаружило внутри «процесс» в 5 сантиметров. Вероника услышала, подумала рак и собралась умирать. После оказалось - у нее гемангиома на печени, доброкачественный нарост, который бывает у пятой части населения.

Врач-специалист посоветовала избегать ударов в область живота и раз в год приходить на контроль. Контроль не лечение, Вероника должна оплачивать из своего кармана. Стоит ли? Деньги - ее больное место еще с постсоветских времен. Сейчас они приходят регулярно, и хватает практически на все, если экономно расходовать.

Деньги любят тех, кто любит их. Любить, значит, неохотно расставаться.

Вероника не была жадиной, но и впустую тратить не собиралась. Разложила вопрос по полочкам. Она уже разобралась в местной медицине, вернее, в том, как она работает. Больница - коммерческое предприятие, зарабатывающее на пациентах. Она предлагает множество услуг, которые прямого отношения к здоровью не имеют: давайте сделаем анализ того, проверим, как работает это… Пациенту нужно быть очень внимательным, чтобы не попасться на их уловки, опустошающие банковский счет.

Если бы гемангиома представляла прямую опасность для жизни, ей бы предложили операцию. Не предложили, значит, вопрос терпит. И она потерпит.

А здоровье продолжало выкидывать выкрутасы. Одно время голова ни с того ни с сего начинала плыть, и казалось Веронике, что вот-вот упадет. Плыло даже в лежачем положении. Странное ощущение - думать, что сейчас упадешь, когда уже лежишь. Походило на то, когда на следующий день после большой попойки лежишь пластом, и мучит жажда, выпьешь воды, и голова опять пьяная. Вероника помнила из юности. Потом прошло.

Появилось другое.

Сердце дало о себе знать учащенными биениями - привет от климакса. И не только биения, но и серьезные сбои произошли. Как-то лежала Вероника на левом боку, смотрела телевизор у Герарда. Вдруг разлилась по груди боль, стало трудно дышать. Герард имел опыт с сердечными болями, ему пять лет назад шунтирование делали. Сказал ей лечь на холодный пол и дал нитроглицерин в розовом флакончике - брызнуть под язык. Через полчаса приступ прошел.

Страх возник. Инфаркт подкрался незаметно? Или случайность произошла?

Приступ повторился через неделю, когда она сидела в неудобной позе - сгорбившись. Не случайность, значит. Вероника сходила к доктору, он направил на обследование, которое нарушений в работе сердца не нашло. Вероника позаимствовала у Герарда розовый флакончик, он все равно им не пользовался, к тому же нитроглицерин был просрочен. Но помогал - Вероника уже несколько раз им пользовалась и держала под рукой.

Продолжала набираться опыта и открыла, что многих болезней можно избежать только тем, что правильно питаться. Она никогда не была обжорой или поклонницей Макдональдса, не употребляла чипсов без меры, не пила колы, не ела мороженого три раза в день. Сдерживала себя, но иногда отпускала вожжи - нельзя же совершенно отказываться от удовольствий, их у нее и так мало.

В конце концов, никто не знает, когда умрет. Мать скончалась в пятьдесят пять - от стресса, давления и избыточного веса, у Вероники ничего такого нет, и она уже старше матери на три года. Никакой гордости по тому поводу не испытывала: жизнь - не соревнование «кто кого переживет», скорее марафон, в котором у каждого человека своя дистанция и один девиз на всех «главное - участие».

Чтобы полноценно участвовать, надо быть здоровым, Вероника фанатично им занялась. Когда села на пособие, встала проблема малоподвижности. Проблему решила с помощью велосипеда. Вскоре возникла другая - из-за долгого ежедневного сидения и писания заболели пальцы, спина, шея, ноги. Короче, опорно-двигательный аппарат забарахлил. Пришлось обратиться к физиотерапевтам. Первый лечил массажем и не помог. Второй лечил иголками и тоже не помог. Кучу денег потратила впустую. Подумала - наверное, боль не излечима, надо терпеть, пока есть возможность. Что ж, привычные мы. Терпилы.

Дотерпелась до того, что перекосило в тазобедренной области. Сидеть-стоять невмоготу, осталось лежать ровно - как в гробу. Рано ей туда. Обратилась к третьему доктору. Он оказался самый дешевый и самый умелый. Помог за три сеанса - и таз на место встал, и шея со спиной перестали беспокоить. Вероника запомнила, какие он упражнения с ней делал, и стала делать дома. Оказывается, все дело не в отдельных частях, а в целом позвоночнике.

Век живи, век учись.

После разрыва с Герардом Вероника училась обходиться без никого.

Человек подобен семечку, которое, оторвавшись от родного дерева, летает, ищет - где бы упасть и укорениться. Если не находит, остается летать, как неприкаянное, и погибает, не дав нового ростка, не пустив корешка. Раньше Веронику держали три корня: сын, брат и друг. Связь с братом ослабла, с другом прервалась, осталась самая главная зацепка - сын. Пока он есть, и она есть.

И будет привыкать к новым реалиям. Без Герарда. Честно сказать, привыкла она к нему, десять лет делила радости и горести. Ни с одним мужем не была она так долго, за родного считала…

Познавала Вероника науку расставания. Его проще пережить, если не ждать звонка и не надеяться на воссоединение. Ждать и надеяться больно, а у нее уже силы не те, и возраст не подходящий для романтических переживаний.

Да, не ожидала она разрыва, а что делать? Сидеть и ныть? Не ее метод. Сидеть и ныть хорошо в окружении друзей и родственников, которые бросятся утирать слезы и сопли. Этой роскоши Вероника не имела никогда, потому слезы и сопли не распускала. Ее метод: погоревать и искать выход.

Прежде всего - найти положительные стороны в новом состоянии.

Покопалась и нашла. О-о-чень много. Оказывается, в одиночестве столько преимуществ, что лишь ненормальный их не заметит. И почему одиноких автоматически относят в категорию «неудачников»? Глупо и несправедливо. Можно быть одинокой и удачной. Как Вероника. И это не бахвальство. Как-то читала статью по психологии, посвященную успешным людям, и, к собственному удивлению, нашла описание себя. И не подозревала, какой она, в принципе, успешный человек. Умеет быть сильной, когда надо. Умеет расслабиться и снова стать мягким, незлобивым зайчиком, которым создала ее природа.

Век живи, век учись - не дураком помрешь.

Дурой Вероника не помрет точно. В прошлом совершала глупые поступки, но не от дурости, а от отсутствия опыта, неумения постоять за себя и низкой самооценки, которую ей очень «успешно» внушила мать. Педагог по образованию, между прочим. Дети - это то, что из них слепили родители. Из Вероники слепили робкую, бессловесную рабу, привыкшую вставать на колени перед людьми и обстоятельствами. Мать звала ее «рохля» и обращалась, как с никчемной.

И была Вероника никчемной… до тех пор, пока мать не умерла. Стало у нее потихоньку получаться. Потребовалось полжизни, чтобы подняться на ноги, избавиться от роли «рохли» и поверить в себя.

Обнаружила Вероника, что не хуже других, наоборот - умнее многих. Которые в ее ситуации посчитали бы себя несчастными и пустили бы слезу. Занялись бы нытьем, болтовней с подружками, игрушками на смартфоне. Тупейшие занятия. Жалко на них драгоценные часы тратить, да и смартфона у нее нет, один старый мобильник и тот без абонемента. Имела одно время айпэд, играла по вечерам в игрушки жанра «поиск предметов» для отвлечения, но там слишком маленький экран и детальки крошечные, зрение предупредило: если не хочешь меня лишиться, прекращай. Она прекратила и отдала айпэд сыну.

Без новейших гаджетов и ежедневной болтовни Вероника не считала себя несчастной. Она забыла, что означает это слово. Она индивидуалистка и не такая «как все». Нашла преимущества там, где другие нашли бы одни недостатки.

Первое и главное ее преимущество: не нужно ни с кем считаться. Это свобода, которой нет цены. Вероника не отвлекается на бытовые мелочи - может проходить весь день в халате или от души наесться чеснока. Она не тратит силы на поддержку отношений, не забивает голову пустыми вопросами - почему он так сказал? почему он так сделал? Она тратит их на творчество, которое стало ее спасательным кругом.

Иначе тяжко пришлось оставаться на плаву. Вовремя занялась она писательством. Может, в том ее призвание и талант? Высокие слова, они не про Веронику. Ей попроще. Писала, тем спасалась, остальное не интересовало. Получалось, по ее мнению, хорошо. Сюжеты не искала, они возникали сами собой - из какого-то услышанного слова, из увиденной картинки, из прочитанной статьи. Она погружалась в сюжет и забывала про остальное - подводная лодка в автономном плавании. Она поступала по собственному усмотрению и зависела только от себя.

Однажды сходила в кинотеатр на фильм, который настойчиво рекламировали по телевизору и прямо-таки подвигли ее его посмотреть. Раньше ходила с Герардом на все громкие кино-новинки. Неудобно было идти одной, все будут смотреть и осуждать - без пары, неудачница… Но решилась. Таких, как Вероника, сидело чуть ли не ползала. Она не чувствовала себя парией, вдобавок получила удовольствие, фильм оказался достойным посмотреть.

Сдулось колесо. Раньше надувал Герард, у него был специальный прибор с электропомпой и стрелкой. Поискала в районе подходящий магазин и нашла - рядом с велосипедной дорожкой. Хозяин его надул шину за десять секунд и не взял ни цента, что редкость для расчетливых голландцев. Хороший человек попался, с душой, по-русски широкой.

Ездила к морю, брала камеру, фотографировала. Нашла в компьютере бесплатную программу для обработки фоток. Обработала и выставила в блог, в котором за пару лет пару тысяч виртуальных друзей приобрела. Болтала с ними на родном языке, путь молча, ну и что. Социальные сети - величайшее изобретение для одиноких людей, которых, кажется, больше среди тех, кто живет в семье.

Открыла побочные возможности телевизора - ютуб, интернет и Нетфликс. Это неограниченные возможности и вообще наркотик. Чтобы не увлечься, Вероника установила себе предел - час в день. Но не игрушками она увлеклась и не просмотром бесконечно появляющихся сериалов, а добычей полезной информации.

Кто говорит, что интернет - большая помойка, тот врет. Помойка для тех, кто не знает, что искать, потому копается в дерьме, которое всегда на поверхности.

Любопытная Вероника копала глубоко и выбирала ценное. Писала про артистку Зою Федорову, просмотрела документальные фильмы о ней и даже догадалась, кто убийца. Писала про эпоху регентства в Англии и, чтобы проникнуться ее духом, прочитала кучу материалов, просмотрела кучу фильмов - обращала внимание на костюмы, интерьеры, бытовые мелочи.

Нетфликс предоставил доступ к новейшим и просто хорошим зарубежным фильмам, ютуб - к старым русским, которые Вероника знала наизусть, но стала забывать после почти двадцатилетнего просмотра передач на голландском и английском.

Фильм - это не только слова и картинки, это впечатления, эмоции, размышления, воспоминания. Первым делом Вероника посмотрела «Девчата». Вторым «Белое солнце пустыни». Третьим «Место встречи изменить нельзя», потом комедии Гайдая. Эти фильмы были частью ее прежней жизни, той, где трава до плеч и «Да здравствует 7 ноября!», когда оно было ее днем рождения. В них добро и талант - это вечные величины. Создателей их нет в живых, а творения их будут пересматривать до тех пор, пока будут ценны добро и талант.

Как-то встретилась на улице с соседом. Они лет пять здоровались, перебрасывались парой слов и расходились. Пришло время познакомиться. Его зовут Сезар, родители приехали из Суринама - бывшей голландской колонии, у него серебристый Мерседес, что по местным меркам хорошо, но не говорит о принадлежности к высшим сферам или мафии. Сезар оказался разговорчивым, тут же просветил Веронику насчет дешевых магазинов, рассказал, как ночью к нему залезли воры, а он спал и не слышал, в конце предложил воспользоваться его машиной, когда ей надо будет съездить куда-нибудь.

Вот так. Зря она боялась остаться одной. Незаменимых нет, вернее - очень мало, и Герард в их число не входит, раз она не входит в число незаменимых у него.

Вероника заметила одну вещь: в ее неспешной на первый взгляд жизни все происходит в свое время. Кто-то уходит, кто-то приходит, случается что-то грустное и тут же хорошее. Еще заметила: когда она с добром - и к ней с добром.

Надо лишь в мире с собой оставаться, внутреннее равновесие соблюдать и за здоровьем следить. Чем старше становишься, тем большее значение оно приобретает. В молодости можно жить безалаберно и на следующий день после хорошей попойки выглядеть отлично. Вероника и раньше выпивала осторожно, после сорока очень осторожно. После пятидесяти рюмку вина позволяла себе два раза в год - на день рожденья и Новый год.

Мелочи.

Главное - у нее родилась внучка! Совершенно неожиданно. Сын до последнего скрывал, а потом огорошил. Но как! Написал в скайпе «у меня новость - у тебя родилась внучка». Только и всего. А у Вероники Вселенная взорвалась. Разревелась. Было время, думала, что они с сыном не выживут. А они выжили и внучку родили.

Жаль, что далеко она. Ну, ничего, Вероника следила за ней по фильмам и фотографиям, которые родители присылали по скайпу, а недавно все втроем приехали ее проведать.

Их приезд сделал ее год. Нет, целую жизнь.

Внучка - это то, ради чего ей стоило бороться, страдать, пробиваться, приспосабливаться. Этот человечек, этот нежный, кудрявый ангел - теперь ее смысл. Она еще маленькая, но уже самый большой для бабушки человек. Они познакомились и сразу полюбили друг друга. Вероника полюбила ее еще раньше, с первого фото, вернее - с первого слова о ее существовании.

Она два года мечтала о встрече, представляла, как они будут разговаривать, смеяться, играть в ладошки, рассматривать картинки в книжках, которые она заранее выписала из Москвы. Она видела внучку во сне, еще не увидев в реальности. Ее приезд стал праздником, который согрел охолодевшую Вероникину душу. С этим человечком она никогда не будет одинока, внучка есть, значит, бабушка жила не зря.

Когда-то давно, еще в школе, Вероника думала про двухтысячный год. Две тысячи - завораживающая цифра. Это далекое будущее, новое тысячелетие, большой рубеж. Он казался заманчивым и увлекательным, как космос. Казалось, к тому году должно нечто великое произойти.

Ничего похожего на великое не происходило в поселке Иваньково. Наоборот - застой и однообразие. Вероника смотрела вокруг. Люди, вроде, разные, а существуют по одной схеме, которая заранее предопределена и для всех одинакова. Дети рождаются, подрастают, идут в сад, потом в школу, потом в институт или работать. Парни идут в армию, приходят и сразу женятся. Девушки стремятся замуж, как только достигнут восемнадцати лет, потому что в двадцать один уже «перестарки», женихов не найдут.

Свадьба непременно должна быть шумной, многолюдной - с машинами, сигналами, выкупом невесты и прочими традициями. Родители занимают денег, чтобы сыграть «не хуже, чем у людей». Далее по накатанной дорожке: молодые рожают детей, ходят на работу и на дачу, потом потихоньку увядают и умирают.

Та же стезя ждала и Веронику. Унылой она представлялась. В двухтысячном году ей исполнится сорок один, жизнь будет прожита - серо, никчемно. Потому что после сорока ничего интересного не происходит, супруги привыкают друг к другу и опускаются, ходят по поселку, как по квартире - в халатах, трениках и тапках. Вероника смотрела на сорокалетних теток и удивлялась, как от них еще мужья не сбежали. Женской привлекательностью от них не веяло - животы вместо талии, химические кудряшки на волосах, в руках вечные сумки. Идут, переваливаясь, как бочки, которые заставили топать своим ходом.

Она никогда не была похожей на других и то будущее, которое «одно на всех» жителей поселка, ее не привлекало. Она не хотела превращаться в бочку, не хотела становиться взрослой, не хотела, чтобы наступал двухтысячный год.

Теперь - в пятьдесят восемь Вероника не боится ни возраста, ни самой смерти. Земную миссию свою она выполнила: родила ребенка, вырастила, выпустила в самостоятельность. Стала бабушкой - это новый круг жизни. Это почетное звание, особая роль. У каждого ребенка должна быть бабушка. Вероника ее не имела, и сын не имел, а у внучки будет образцовая бабуля.

С добрыми мыслями проснулась она, когда как всегда в полседьмого зазвонил будильник.

«Сегодня седьмое ноября» - сказала Вероника про себя и вслух:

- Дорогая моя, поздравляю с днем рожденья, желаю счастья, здоровья и долгих лет жизни!

Бодро поднялась и сразу на весы - это ежедневный ритуал. Весы показали шестьдесят восемь и четыре. В принципе, все, что ниже семидесяти, уже хорошо, но не идеально. Вероника стремилась похудеть до шестидесяти пяти и восьми. Этот вес она написала на бумажке мелкими буквами, а крупными написала «Не жрать!», имея ввиду вечером. Именно тогда нападал жуткий аппетит, который насылала на нее заключительная стадия климакса.

Вес - демон, с которым Вероника боролась всю жизнь и достаточно успешно. Когда же к нему присоединился другой демон - климакс, бороться одной против двух стало труднее. Частенько проигрывала она. Позволяла съесть лишнего после шести, наевшись, корила себя, наутро обещала сесть на кефир и овощи. Обещание выполняла. Дня два. Потом повторялось то же самое - обжираловка вечером, обещание утром и…

Не виноватая она, гормоны разбушевались.

Климакс - это не только увядание женских функций, с которым еще можно смириться. Это шабаш, который устраивают гормоны, и невозможно их утихомирить или призвать к порядку. Они ее злейшие враги, заставляют делать то, чего она не хочет, вдобавок взяли под контроль эмоции.

Иногда незначительная мелочь расстраивает Веронику на целый день. Если кто-то напишет негативный отзыв на ее книгу, например. Ну что ей тот отзыв? Практически ничего не меняет. Хороших больше. Веронику в халтуре невозможно упрекнуть - старается писать хорошо, работает кропотливо над каждой строчкой, порой по часу ищет одно слово. Если кому-то не нравится, не ее вина. Значит - не ее читатель, пусть проходит мимо.

Не все проходят. Есть люди, которым доставляет удовольствие делать другим зло - просто так, походя. Это несчастливые, обиженные, завидущие. Когорта их велика. Они полнятся несчастьями и брызгают ими на других.

Вероника не против критики, наоборот - за, но она должна быть справедливой. Больно, когда твой труд критикуют люди, которые не понимают, что читают качественную вещь. Странное время наступило: качественное не ценится и не понимается, популярным становится примитивное, не требующее работы души ни от пишущего, ни от читающего.

Зашла как-то Вероника на сайт, где публикуются писатели-любители. Самая популярная тема - про попаданцев, тысячи читателей собирают. Каждую неделю они требуют продолжения, так называемую «проду», значит, сидит такой автор-графоман и строчит каждую неделю по главе. Вероника не против, пусть графоманят на здоровье, это лучше, чем непотребствами заниматься.

Масштабы графоманства немножко ужаснули.

Под его флагом, впереди всех выступает некая писательница под псевдонимом «Елена Звездная». Ее никто не видел и в лицо не знает, Вероника догадалась, что это вообще не человек, а проект. Он создан людьми, которые уловили конъюнктуру на книжном рынке и успешно в него в него влились. Проект удобен тем, что его можно продолжать до бесконечности и, выпуская по несколько книжек в год, поддерживать интерес поклонников. Не существующий, как конкретное лицо, автор имеет страницу в Википедии, «вконтакте» и даже получал сетевые премии как «лучший писатель» и «фантаст года».

Почитала Вероника ради любопытства опусы «лучшего писателя», и у нее завяла роза на халате - мало того, что бессмыслица, еще и с ошибками. Но если сотни тысяч людей платят деньги, чтобы почитать эту целлюлозу, значит, что-то в ней привлекательное находят. Обидно за обладателей «великого и могучего».

Вероника не завидовала бульварным и популярным. При желании она бы слепила такую целлюлозу и графоманщину, что у сочинителей под брендом «Звездная» в глазах померкло бы. Но совесть не позволит. И принцип «Если что-то делаешь, то делай хорошо». Иначе стыдно будет перед Чеховым, которого каждый день читает.

У Вероники просьба: пусть поклонники «фантаста года» не читают ее книг и не охаивают то, в чем не разбираются. У нее попаданцев нет и акций мало, у нее чувства и мысли - чтобы их понимать, надо их иметь. А людям, как видно, не до того, им бы чего попроще, чтобы проглотить и забыть.

Заметила она массовое поглупение - в телевизоре, в книгах, в умах. Недавно читательница ее блога спросила «что значит слово «фаворит?». Разве это надо объяснять? Тогда надо объяснять половину слов в русской классической литературе. Хорошо, Чехов умер в начале прошлого века от чахотки, а то умер бы сейчас от расстройства.

По поводу своих книг Вероника не морочилась - она от продаж не зависит. Вообще ни от кого и ни от чего не зависит. Сидит себе, пишет потихоньку, варится в собственном бульоне и к другим не суется.

Писательство - дело одинокое, но в данном случае одиночество не напрягает. Когда Вероника пишет, забывает про него напрочь. Погружается в другой мир, в другое время. Участвует в событиях, которые никогда бы с ней не произошли, общается с людьми, которых придумала. Они оживают в ее воображении, увлекают за собой, заставляют переживать. Они настоящие для нее, и доходит до того, что порой бывает перед ними стыдно, если, например, на что-то отвлеклась. Их боль становится ее болью, а когда у них происходит что-то радостное, радуется и она.

Да, радостей ей не хватает. Больше, чем разговоров. Ребенок учится смеяться раньше, чем говорить.

Одиночество - неестественное состояние. Вероника бодрится, десять раз на дню говорит «все хорошо», чтобы не падать духом и сохранять равновесие. Хрупкое оно, нарушается от каждой негативные мелочи. Не железобетонная Вероника статуя. Она мягко-пушистый зайчик, которого жизнь заставила отрастить когти, чтобы не давать себя в обиду. Раньше когда ее обижали, отходила в сторонку и злилась молча, теперь научилась требовать соблюдения прав, если надо, то и поскандалит - на голландском не хуже, чем на русском.

Недавно влипла в историю. Стояла она у кассы в супермаркете, собирала покупки в пакет и, видимо, долго возилась. Следующий покупатель в грубой форме ее поторопил, она ответила - тоже в грубой форме. Завязалась перепалка, чуть не подрались. Как потом оказалось, мужик был клиент психической больницы, которому разрешили иногда выходить за ее пределы - в сопровождении здоровой персоны.

Та персона извинилась перед Вероникой, да что ее извинения, настроение испортили на целый день ни за что. Вероника живет по принципу «я никого не трогаю, пусть и меня не задевают», а если заденут, то получат. Принцип вселенской справедливости. Про него в Библии говорится «око за око», и в песне поется «мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».

Вот что интересно. Психически больные люди получают сопровождающего, а психически здоровые и одинокие нет. Почему бы не организовать для них специальную службу? Чтобы приходил кто-нибудь раз в неделю поговорить с человеком, спросить про нужды, про болезни, про горести и радости? Между прочим, хорошая идея. Пожилых и одиноких становится все больше, это общемировая проблема.

Была передача по местному каналу. В доме для престарелых, где проблема стоит наиболее остро, решили провести эксперимент - запустили говорящих и передвигающихся роботов размером с ребенка, их за ручку по коридорам водили.

Вот сидит круглоголовый, лупоглазый робот на столе и спрашивает у седой бабушки:

- Как вас зовут?

- Анита, - отвечает она серьезно.

- Как у вас дела?

- Хорошо, - говорит Анита и начинает рассказывать про мужа, который умер, про детей, которые не приходят, про то, что ела на завтрак и про то, что будет на обед.

Вероника смотрела и думала - не дай Бог дожить до того момента, когда, кроме робота, и поговорить будет не с кем.

Ну, в данный момент общение с железным головастиком ей не грозит, а грозит избыточный вес. Запускать его ни в коем случае нельзя: образуется на животе курдюк, не даст наклониться, застегнуть сапоги. Она когда была беременная, до последнего дня сама сапоги застегивала, и теперь не должна распускаться. Ухаживать за ней некому, потому приказ - не переходить границу в семьдесят кило.

А, мелочи. Справится. Не с такими вещами справлялась. Она в автономном плавании и все возникающие на борту проблемы решает в рабочем порядке.

Глянула за окно - солнце светит вовсю, небо голубое, как летом. Заводить плачевную песню про то, что «день рождения твой не на праздник похож» не имеет смысла, Вероника спела веселенькое «Позови меня с собой» и отправилась делать привычные утренние дела.

Включила компьютер, посмотрела на банковский счет и удивилась: от Герарда пришла тысяча евро. С какой стати? Они полгода не виделись и не разговаривали. Последний раз он ей сказал по телефону «не хочу тебя больше видеть» - неожиданные и незаслуженные слова.

Обиделась она тогда, хоть и понимала, что переполнен он ненавистью - не столько к ней, сколько к злополучному кафе по соседству, с которым вел многолетнюю войну.

На алтарь той войны положил он деньги и здоровье. Деньги-то ладно, да заполучил он рак лимфатического узла в горле, и Вероника подозревала, что именно из-за ненависти, которая отравляла его тело и все существование.

Ослаб он - от болезни, лечения, от не выигранной войны и неубывающей ненависти. Никогда прежде Веронике не доводилось наблюдать, как человек занимается саморазрушением. Зрелище не из приятных. Она жалела Герарда, а он сам себя не жалел. Она пыталась помочь, советовала успокоиться, переключиться, он злился в ответ и делал по-своему. Она оставила попытки и надеялась, что его ненависть не достигнет ее.

Зря надеялась.

Он втянулся в негатив и ее пытался за собой потянуть, но Вероника не поддалась. Может, за это он и ее возненавидел.

Но это его выбор.

Жизнь - это выбор.

Казалось бы, живи и наслаждайся. Герард имел все: пенсию, домик, садик, машину «судзуки», аппарат для барбекью. И верную подругу Веронику, которая моложе на четырнадцать лет. Спрашивается - чего не хватало для счастья? Зачем ввязался в заранее проигрышную войну?

Но - его выбор.

Оттолкнул он Веронику слишком легко, будто и не было десяти совместных лет. Она проглотила и успокоилась. Незадолго до разрыва он продал жилье, а куда переселился, она не знала. И не желала знать. Тысяча вдруг напомнила о былом и больном. Скорей всего, он ошибся. Его ошибочные деньги ей не нужны. Написала ему электронное письмо с предложением вернуть, звонить не стала. Если важно, сам позвонит.

План на сегодня Вероника составила заранее. Целый день будет отмечать свой день и получать удовольствия. Пусть пятьдесят восемь - дата не круглая и не полукуруглая, она в том возрасте, когда каждый год важен и каждый день рожденья знаменателен. Предубеждений или страха перед старостью Вероника не испытывала и на цифрах не зацикливалась. Возраст - не цифра, а ощущение. Двадцать лет назад она ощущала себя усталой, столетней старухой, сейчас - крепкой, зрелой, полной творческих задумок женщиной.

И желает оставаться таковой как можно дольше.

Вчера ездила на рынок, закупилась рыбой, самой вкусной и не очень дорогой - морским языком, сегодня нажарит, полакомится. Повезло с погодой. Вероника непременно совершит велосипедную прогулку, по пути заедет в «Кройдфат» за кремом для рук и в булочную за сладостями. Большой торт она не осилит, а парочку пирожных да.

День улыбался ей, она улыбалась ему. Когда ты с добром, и к тебе с добром. Не только люди. Всё - природа и даже цены. На крем оказалась скидка тридцать процентов, мелочь, а приятно. Выходила из магазина, садилась на велосипед, подождала, уступая дорогу машине с женщиной-водителем. Та остановилась, уступая Веронике. Получилось смешно, как в старом фильме по Гоголю: два помещика остановились перед дверью, уступая друг другу «проходите вы - нет, проходите вы», и в конце концов протиснулись вместе.

Вероника не стала доводить уступательство до абсурда, села и поехала дальше.

Очередь в булочной состояла из двух человек - девочки-школьницы с разноцветным рюкзаком и высокого, седого мужчины. Одет был как из журнала мод, что для Голландии норма, пожилые тут в трениках не ходят, скорее встретишь молодежь в спортивных штанах, но обязательно новых, чистых, с вышитым бумерангом.

Седой, худощавый мужчина с бородкой - Вероникин тип, она глянула и отвернулась, чтобы его не смущать. И себя. Впрочем, во взглядах ее на мужчин теперь нет никакого потайного смысла. Во времена ее разведенной молодости глядела она жадно и с тоской, как все одинокие российские женщины. Теперь нет. Не нужен ей мужчина. Она давно одна и отлично справляется. Вот вам еще одно преимущество - смотреть на мужчин и ничего от них не ждать. Здорово. Незнакомо.

За стойкой шустро шевелилась продавщица - разогревала кусок пиццы, клала в бумажный пакет пирожок, доставала баночку с фруктовой водой. Вероника встала третьей в очередь и, ожидая, разглядывала выставленные в шкафу пирожные.

Пикнула печь - пицца разогрелась. Продавщица завернула, отдала девочке, спросила «а воду?», видно, та была постоянная клиентка. Она ответила «не надо, спасибо», улыбнулась следующему покупателю и убежала. Он купил круглый, как каравай, черный хлеб, поблагодарил и ушел. Предсказуемо. От худощавого человека не ждешь, что купит нечто нездоровое - поджаристый белый багет или напиток, состоящий наполовину из сахара.

Вероника тоже фанатка здоровья, но сегодня позволит себе. Заказала облитое шоколадом, круглое пирожное «морренкоп», что в переводе означает «голова мавра». Это сладость и калорийная бомба, начиненная сливочным кремом, вдобавок украшенная сверху кремовой же розой. К одной бомбе Вероника добавила другую, «яблочный шар» - облитый сиропом пончик со сладким яблоком внутри. От одного взгляда на него текли слюнки. Две бомбы, вроде, многовато для одного дня, но он сегодня у Вероники не рядовой, а тот, который «только раз в году», потому простим себя за слабость.

У продавщицы были открытые, прямо глядящие глаза, она двигалась быстро, целенаправленно и без суеты. Доставлять удовольствие покупателям доставляло удовольствие ей. Замечательно, что существуют еще такие маленькие, семейные магазинчики, подумала Вероника, там сохранилась атмосфера услужливости и симпатии к покупателям, как к гостям дома. В супермаркетах потеряна атмосфера симпатии и гостеприимства, лишь отчуждение и самообслуживание.

- У меня сегодня день рождения, - сказала Вероника. С добрыми людьми приятно поделиться добрыми новостями.

Женщина улыбнулась, будто получила подарок.

- Поздравляю! - И пожала Веронике руку теплой, мягкой, как свежеиспеченная булка, рукой.

Мелочи приятны, на них Вероника теперь обращает внимание. Не хватает ей живого общения. Поздравил ее утром фейсбук и предупредил «Вероника, сегодня возможен дождь, не забудь захватить зонтик». Тоже приятная мелочь, и лучше, чем ничего, но поздравление от фейсбука - то же самое, что поздравление от робота. Не по-человечески это.

Кошку, что ли, завести? Будет животинка в доме - мягкая, теплая, с ней и поиграть, и посмеяться, не то, что с говорящей кучей железа.

Хорошая идея, надо ее обдумать попозже. А сейчас куда направить стопы?

В конце блока парикмахерская «Джил». Зайти?

Вероника ходила подстригаться два раза в год - перед летом и перед зимой. Сейчас второй вариант. Зашла. Встретили ее двое: хозяйка, она же единственная мастерица, она же Джил, и лохматая собака породы колли по кличке Бэнджи. Собака, ласковая до ужаса, тыкалась длинным носом в Веронику, просила, чтобы ее погладили и похвалили. Да, как говорили в одном фильме «доброе слово и кошке приятно». И собаке. И Веронике. Потрепала она Бэнджи по шее, сказала пару ласковых, и пошла в кресло садиться, которое услужливо отодвинула Джил.

Приятная во всех отношениях девушка - в человеческом и в профессиональном. Вероника пришла к ней во второй раз и намерена приходить в дальнейшем. Она давно ее искала.

Хорошую парикмахерскую найти так же трудно, как помаду для губ - множество перепробуешь, прежде чем отыщешь подходящую. И не надо ей стильной стрижки или покраски, пусть хотя бы подрежут ровно и сделают форму, чтобы приятно было на себя посмотреть.

В самом начале, когда жила с мужем и не работала, ходили они к одному мастеру, он стриг примитивно, зато дешево. Потом она огляделась в районе и нашла чисто женский салон, там работали два красивых гея и одна невзрачная женщина. Салон пользовался популярностью среди пожилых дам, принимали их по записи за две недели. Стригли хорошо, но однажды обидели Веронику, заставили ждать полтора часа в то время, как принимали знакомых. Когда Вероникой пренебрегают, она уходит. И не возвращается. Она гордая.

Да здравствует конкуренция и свобода выбора! При социализме их не было, гордых тоже. Принцип был такой: бери что дают, не взбрыкивай и не жалуйся, а то без ничего останешься. Принцип касался абсолютно всего - от завалящего куска мяса до завалящего мужика.

В Голландии без ничего не останешься, в частности, без парикмахерской, они на каждом шагу. Нашла Вероника с приличными мастерами и без записи, ходила туда года три. Но стало заведение переходить из рук в руки, и каждый раз качество обслуживания ухудшалось. Ушла.

В салон неподалеку. Назывался он по-королевски красиво «Диана», обслуживал же убого. Хуже всех предыдущих оказался. Мастерица, юная дева, не то, что не сделала форму, но и ровно не подстригла. Дома Вероника обнаружила пряди, которые нагло высовывались из общей массы - родным русским непрофессионализмом повеяло. Пришлось подравнять самой. И забыть про «Диану».

Потом находила стригущие заведения, но оказывались они одноразовыми.

Прям караул какой-то. Менять парикмахерские, вообще-то, не здоровое дело. Мастер волос должен быть постоянным, как домашний доктор.

Ездила Вероника на велосипеде и оглядывала окрестности на предмет «подстричься». Почти отчаялась. Решила зайти в тот салон, который под носом - с другой стороны ее дома, назывался «Юлия». Думала, салон суринамский, оказалось польский.

Поляки молодцы, вступили в Европейский союз и расползлись по нему, но не как мошенники и ворюги по примеру румын, а как честные труженики по примеру китайцев. Вероника ничего против поляков не имела: на нейтральной территории они не враги, скорее единомышленники - братья-славяне-эмигранты. Частенько ходила в их магазин покупать продукты, которые любила с советских времен и о которых голландцы не имеют представления - творог и пельмени. В магазине выдавала себя за местную, потому что если объявить себя русской, они могут гадость подложить. У них к русским генетическая ненависть.

В «Юлии» подстригли неплохо, но постоянно заходили молодые полячки с детьми и начинали трындеть, отвлекая мастерицу. Вероника понимала по-польски с тех времен, когда жила и работала в Польше, их тупой трындеж действовал на нервы.

Опять пустилась на поиски.

Упорство вознаграждается.

Нашла «Джил», которая располагалась в одном блоке с булочной, но с другого угла, Вероника каждый день ездила мимо и не замечала, потому что угол всегда оставался за спиной. Заметила, когда сосредоточила внимание именно на парикмахерских. Заглянула ради интереса. Подстриглась. Понравилось: тихая музыка, никто не трындит, собачка ласковая, мастерица умелая. Вероника дала ей полтора евро сверху и возлелеяла осторожную надежду - нашла.

Сегодня пришла во второй раз. И опять осталась довольна. Не потому, что настроилась замечать лишь позитив. Но объективно. В ее день все складывалось на редкость удачно.

Она это чувствовала. Вероника - человек интуиции. Она не столько замечает, сколько ощущает. Она отлично разбирается в вещах, которые невозможно потрогать. Ей не надо спрашивать человека, как он себя чувствует, она мимолетно посмотрит и уже знает. У нее развита логика и хорошо работает фантазия. Она легко представляет, как разные люди поступают в одинаковых ситуациях, это помогает писать книги. Она придумывает герою характер и биографию, а дальше получается само собой.

Из людей с тонкой психологической конструкцией получаются первоклассные психологи. Одно время Вероника подумывала - не начать ли консультировать людей по компьютеру. Что-то в ней есть, что вызывает доверие и позволяет излиться. Она лучший в мире собеседник, потому что молчит, слушает, сочувствует. Часто психическим пациентам требуется именно, чтобы их выслушали и посочувствовали.

Самое интересное, что существует в природе - это люди. Рождаются они одинаковыми - трогательными, беспомощными, потом каждый становится личностью, не похожей не других. Совершает поступки, которые определяют судьбу, и неверный выбор может стоить жизни.

Веронике люди бесконечно любопытны, все без исключения. Любопытны истории их жизни, их чувства, порывы. Сколько она их выслушала за всю жизнь - от друзей, знакомых, попутчиков. Их истории она не пропустила мимо ушей. Обдумала, задалась вопросами, дала волю фантазии, придумала продолжение. У нее фантазия все время в работе. Мозг бодрствует, значит - фантазирует, создает сюжеты. Жаль, Вероника пишет медленно, писала бы быстро, получалось бы по рассказу в день. Но быстро перфекционизм не позволяет, она корректирует в два раза дольше, чем пишет.

От идеи стать компьютерным психологом, в конце концов, отказалась. Каждый день выслушивать чужие жалобы… Она не выдержит. Ее собственная конструкция нарушится.

Она слишком чувствительна к деталям, которые большинство людей не замечают. Ее можно ранить не только словом, но жестом или взглядом, или пожатием плеч. Она живет в постоянно изменяющемся мире, даже когда целый день сидит дома. Выйдет на улицу и, будто, в приключение пустится - вокруг звуки, картинки, люди, вроде, то же, что вчера, ан - нет.

Глаза смотрят, уши слушают, мысли шевелятся.

Сегодня вышла из дома, увидела девушку с опущенной головой, за ней на расстоянии шел парень и что-то говорил нервным голосом. У Вероники готова история: случился конфликт, парень виноват и хочет помириться, девушка не хочет мириться, она приняла роль жертвы и хочет его помучить, чтобы заставить исполнять ее желания. Она еще не знает, что как только они поженятся, примут на себя совсем другие роли.

Веронике их жалко. Молодые часто ссорятся по пустякам, а жизнь коротка, и надо потратить ее на то, чтобы пережить как можно больше добрых моментов. Но не будет же она поучать каждого встречного. Каждый должен стать умным сам. Она села на велосипед и оставила поссорившихся сзади. Их тут же заслонили новые картинки, новые люди, новые истории…

Из парикмахерской отправилась прямиком домой. Глядела по сторонам. Между велосипедной дорожкой и тротуаром росли деревья, вокруг них приютились низкие кустики с белыми головками, похожими на маргаритки, имени их Вероника не знала. В этом году они уже цвели, а сейчас во второй или в третий раз - по причине непривычно теплой погоды. Местные цветы - скромные и неприхотливые, распускаются, как только пригреет солнышко, а когда дождь и холод, замирают. Они, как Вероника, не жалуются и не пытаются изменить то, что нельзя изменить. Приспосабливаются.

Обогнал ее велосипед, на багажнике сидела девочка лет десяти в розовых брючках. Оглянулась, поймала Вероникин взгляд и улыбнулась так чисто, бесхитростно, как умеют только самые чистые и бесхитростные люди - дети. Вот улыбка на миллион долларов, а не то механическое раздвижение губ на ковровой дорожке в Голливуде.

Почему девочки любят розовый цвет? Он их символ. Через него они смотрят на мир. Все люди смотрят на мир через очки своей души. Очки бывают разные: у влюбленных - нежно-голубые, у завистливых - черные, у богатых - золотые, а у Вероники - радужные. Девочка и не знала, что сделала ей дорогой подарок, она просто ехала и улыбалась людям.

Солнечная девочка. Какое счастье, что она существует. Взрослым бы поучиться, да некогда и неохота им - на улице смотрят не вокруг, а в смартфон, дома не на домашних, а на телевизионных. Принимают искусственное за настоящее и уже не разбирают, где добро, где зло.

Хорошо, что Вероника разбирает. И не даст сбить себя с толку всяким проповедникам и кулинарам.

Дома она первым делом съела «голову мавра» - не спеша, смакуя и запивая молоком, которое любила в детстве и продолжала любить сейчас, хотя пастеризованный вкус его мало напоминал натуральный. Получила удовольствие. Посидела, отдохнула. Вспомнила другую местную сладость - на круглой печеньке нечто взбитое и нежное, похожее на «птичье молоко», облито все шоколадом. Вкусняшка! Называлась раньше «поцелуй негра», но из-за политкорректности переименовали ее в просто «поцелуй». Потерялась изюминка.

Точно так потерялось когда-то изюминка города Набережные Челны, который после смерти Леонида Ильича переименовали в город Брежнев. Веронике бы ничего, да жила там ее школьная подружка, они переписывались, и боль доставляло вместо романтичного названия писать политически окрашенное. Удача, что город потом обратно переименовали.

Ну, дела прошлые. А недавно посмотрела она замечательный фильм на ютубе, французский. Нашла его случайно и выбрала, прочитав аннотацию «лучший фильм о любви». Назывался «Молчание моря». Вероника подумала - слишком слащавое название, наверное, мелодрама категории Б. Включила ради любопытства.

И не пожалела. Фильм о войне. В тихий французский городок прибывает немецкая часть. В дом, где живут старый дядя с юной племянницей, поселяют молодого офицера. Они его, естественно, ненавидят и на попытки поговорить, отвечают молчанием. Офицер - голубоглазый арийский красавец, попыток не оставляет и понемногу рассказывает о себе: он, вообще-то, не военный, а композитор, творческий, романтичный человек.

Он говорил по-французски, читал стихи и играл на рояле. Он был одинок. Влюбился в девушку. Она, в конце концов, тоже. За весь фильм герои не сказали друг другу ни слова, только в конце «прощай». Фильм держался на великолепной актерской игре, был соткан из эмоций, как из паутинок. Вероника такие обожала - чтобы вместо слов взгляды, жесты, музыка. Несколько дней потом вспоминала и переживала заново. Аннотация не обманула. Сделать фильм о любви без единого поцелуя - требуется талант и тонкость.

Повспоминала, попереживала, пошла делать капучино. Недавно открыла новый метод его производства - в питчер, где взбивается молоко, добавлять сливок. Получается отличный сливочный капучино вместо обычного, который имеет вкус кофе, разбавленного молоком, вдобавок накрыт слоем пресной пены.

Пока пила, думала. Думать - ее второе любимое занятие, первое - писать. Не забыть сегодня засолить капусту. Голландская вялая, кислая и безвкусная, как переваренная водоросль, Веронике не нравилась. Делала ее по своему простому рецепту: порубить с морковкой, затолкать в банку, залить рассолом из расчета две ложки соли и ложка сахара на литр воды. Через неделю получалась сочная, хрустящая, витаминная капустка.

Когда позвонят в дверь, надо бежать открывать. Придет посылка с увлажнителем воздуха - Вероникин себе подарок. Практический. Наступают холода, включается обогреватель, воздух сушится, горло першит. Увлажнитель требуется. Раньше она решала проблему примитивным способом - ставила на камин кастрюлю с водой, теперь будет цивилизованный способ применять.

Сегодня вторник, в четверг пойдет к зубному, в субботу в дом престарелых помогать, как волонтер. Да. Интуиция давно подсказывала Веронике заняться расширением социальных контактов. Как-то с Герардом разговаривали - про похороны и прочее. Она сказала, что боится остаться одна. Он сказал «когда меня не будет, займись волонтерством».

Его не стало, она занялась.

Долго искать не пришлось, далеко ходить тоже. В конце ее улицы, на той стороне площади Ньютона стоит дом престарелых «Флоранс». Вероника сходила, спросила - нужны ли бесплатные рабочие руки. Менеджер по волонтерской работе Милене сказала «очень нужны». Поговорили, и Милене предложила приходить по субботам помогать разносить ланч.

Вероника уже два раза ходила и еще будет. Стариков она любила. Они, как дети, беспомощные, бесхитростные, вдобавок одинокие, даже если имеют семью. Все, что им требуется - с живым человеком поговорить. Набросились они на нее с расспросами: как зовут, откуда приехала, давно ли в Голландии и так далее. Она охотно отвечала. Им радость. И ей радость, все-таки не с роботом пообщалась.

Здорово ощущать себя нужной кому-то, пусть чужим людям, пусть два часа в неделю. Остальное время она будет их вспоминать.

Вечером ей обязательно позвонит по скайпу брат. И бывшая одноклассница Таня - они с Вероникой недавно нашли друг друга на просторах интернета. Сорок лет назад Таня вышла замуж и уехала жить в Киев. Вышла удачно, у нее две дочери и четверо внуков. Раньше она приезжала в Иваньково к матери и обязательно заходила к Веронике, они гуляли, выпивали, вспоминали прошлое. Потом Вероника уехала, и они потерялись. Теперь вот нашлись. Счастливый случай.

Не так она одинока, как сама думала.

Проверила почту. От Герарда сообщений не получила. Зашевелился червячок - позвонить? Может, ему помощь нужна? Все-таки, не чужой человек. Когда-то считала его третьим членом семьи - после сына и брата. Оттолкнул он ее по глупости, из-за болезни. Ненависти к нему Вероника не чувствовала. Вообще ни к кому. Ненависть - самая разрушительная эмоция. Еще зависть. Этих двух ведьм она ни в коем случае не впустит в свой волшебный, закрытый для внешнего зла, мир.

Позвонила. Он ответил. Поздравил с днем рождения и сказал, что тысяча - это ей на поездку к сыну. Когда-то они собирались вместе ехать. Голос у него слабый, умирающий. Сердце сжалось у Вероники. Когда была рядом, он жил и строил планы. Теперь даже через телефон слышно, что долго не протянет. Но - его выбор.

Проговорили больше часа, в основном говорил Герард. Был рад ее звонку. Переехал он на другой конец города, куда Вероника на велосипеде не доедет, а он до нее не доедет на своем инвалидском скутере. Видимо, не встретятся они больше. А если встретятся, то она испугается. Он сказал, что весит шестьдесят девять килограмм, при его-то росте метр восемьдесят восемь. Представила: живой мертвец. Она его помнила в расцвете - широкоплечим и могучим, как викинг.

Печально.

Но пройдет. Веронике терять не впервой. Это этапы жизни - один закончился, начался другой. Один корешок отпал, появился другой. Внучка - то, ради чего стоит жить. И сохранять равновесие. Каждый день открывать новое, радоваться мелочам, фанатично заботиться о здоровье. Вероника теперь носит почетное звание бабушки. Она отдаст внучке всю любовь, на которую еще способна, научит всему полезному, чему научилась сама. Будет помогать до последнего вздоха.

Хочется, чтобы родные вспоминали ее добрыми словами.

Когда-то она старалась выжить ради сына, теперь хочет пожить подольше ради внучки.

У Вероники получится. Теперь не нужно напрягать силы и переть танком. Экстремальные обстоятельства она поборола, войны отвоевала - боец на пенсии. Осталось плыть по течению и стараться не унывать.

Чем старше, тем проще. Что раньше было важно, теперь рассосалось.

Наполеоновских планов не строит, а по мелочи они следующие. Новых отношений искать не будет, не в мужчинах счастье. Да, привыкла Вероника одна, уютно ей с собой, как ни с кем. На родину не поедет - не к кому и не за чем. Большой роман хочет закончить. Потом съездить за море повидать внучку. Другой роман начать, он уже крутится в голове.

И завести кошечку для компании.

Жизнь продолжается!

Автор Ирина Лем