Любовь во времена "короны". Десятый рассказ про Веронику

Как в картах: что было, что будет, чем сердце успокоится…
Что было – Вероника знает, что будет – никто не знает, а сердце успокоится… любовью. Не думала, не гадала она, что в шестьдесят лет жизнь сделает крутой разворот, причем в хорошую сторону. Да что там в хорошую – в замечательную! Обычно считается: шестьдесят – конец жизни, не все доживают, а кто дожил, тому только и осталось что сидеть дома, чаи попивать да смерти ждать.
Но. Сидеть и ждать - не для Вероники. Беспокойная она. Жадная до жизни. Шестьдесят – не приговор, а повод. Продолжать удивляться, развиваться, радоваться, встречаться…
Кстати про «встречаться»…

Когда умер Герард, не думала она о новых встречах. Тяжело переживала. Вспоминала… возвращалась мыслями назад, прокручивала в голове прошлое, просматривала как фильм, в котором играла одну из двух главных ролей. Да, жизнь – это фильм, в котором каждый человек – исполнитель, режиссер и сценарист одновременно. Хорошо, когда ты окружен партнерами (родственниками, друзьями, коллегами), которые помогают тебе создавать свою историю, тогда получается шедевр. А когда мешают – злые люди или неудачные обстоятельства, получается провал. Только сильные духом могут выкарабкаться из провала и начать создавать по новой.
Веронике не впервой выкарабкиваться.
Сильная духом?

Кто его знает…
В психологии есть термин «высокая устойчивость к неудачам». Вот это Веронике больше подходит. Это не значит, что она, как Терминатор – железными руками раздвигая неудачи, твердой поступью продвигается вперед. Нет, она не железная. Она мягкая, но в нужные моменты как бы застывает, затвердевает… Только мозг работает - обдумывает ситуацию, выбирает варианты.
Терминатор действует по принципу: сила есть – ума не надо. А у Вероники сила как раз в уме. Сейчас многие попросту не умеют думать, живут как придется, плывут по течению в неизвестном направлении. А когда возникают трудности, ходят к психологам или слушают телевизионных советчиков, не понимая, что у тех и других главная забота не о клиентах, а о собственных кошельках.
Вероника сама себе психолог. Ее метод: посидеть, подумать, найти решение, собрать себя внутренне в кулак и снова броситься в бой с судьбой.
Иногда читала в интернете статьи про «успешных», «сильных духом», про их правила, привычки и с удивлением узнавала себя. Привычки известны: рано вставать, не отравлять себя курением или алкоголем, держать под контролем вес и т.д. - она выработала с годами. Правил много, но главное одно: не давать жизни сбить тебя с ног. Загнала она тебя в угол, надавала тумаков, переломала, перемолола: отползи, отдохни, залижи раны, подумай над ошибками и ищи выход.

Ошибаться – нормально. Никто не рождается с безупречной программой в голове, не знает заранее как надо или не надо поступать. Все познается на опыте. Главное – учиться на ошибках, после падений вставать, после неудач возрождаться.
Смерть Герарда не то, чтобы подкосила Веронику, но приличный тумак отвесила. Все же тринадцать лет вместе прожили, хоть и по разным адресам. Кинолента ее жизни не порвалась, но дала трещину. Фильм остался без одного из главных героев и стал скучным.
Одиночество всегда скучно. Ни поговорить, ни посоветоваться, ни поделиться, ни посмеяться. Одиночество – когда никому не нужен, даже телефону. Пусть у Вероники есть и сын, и внучка, и брат с женой, но… Они далеко, а одиночество вот оно – рядом.
После смерти Герарда настроилась она на одиночество…

Да ненадолго. Пришла весна, проснулась природа. Проснулась Вероника. Решила не сдаваться на милость обстоятельств. Решила бороться и, по возможности, побеждать. Конечно, переть танком к счастью уже не будет - силы не те, возможностей меньше, надежд поубавилось…
А ей сейчас много и не надо. Человека бы найти, чтобы хоть иногда живыми словами обменяться, а не сообщениями в ватсапе.
Самый популярный способ знакомства во всем мире и для всех возрастов – сайт знакомств. Так она с Герардом познакомилась. Так и сейчас попробует. Однако, есть тут свои подводные камни, то есть тонкости, которые ведут или к успеху, или наоборот. Во-первых, хорошее фото должно быть. Это залог успеха. Показать товар лицом. Вернее - показать лицо товара. Звучит грубовато, зато правдиво. Закрывать глаза на правду – обманывать себя. Самообман – ложная дорожка. К желаемому результату не приведет.

А приведет к нему знание рыночных законов. Потому что сайт знакомств – это рынок. Платишь и входишь. Только выбираешь не помидоры, а партнера. Но как и помидор, он должен выглядеть если не идеально, то достаточно привлекательно. Свежо, гладко, аппетитно. Поговорка «встречают по одежке» здесь особенно верна. Твоя «одежка» - это фото. Надо, чтобы с него глядела не унылая рожа неудачника, а улыбчивая - баловня судьбы.
«Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!», - как говорил известный обманщик… или придумщик… или фантазер барон Мюнхгаузен. И он был тысячу раз прав.
Улыбайся, а бдительности не теряй. На сайте знакомств, как и на обычном рынке, есть шанс быть обманутым. Например, некоторые ставят фото много-годичной давности. Отписывают себе года. Приписывают достижения. И так далее. Вероника с этим опытом знакома. Взяла его на вооружение – чтобы ловко выявлять чужой обман и тонко применять свой.

Да-да. Немного обмана в свою пользу не воспрещается. Вероника подумала и решила: в разделе «информация о себе» необходимо два раза обмануть… вернее, указать неточную информацию. Но это исключительно из логических соображений и ради успеха дела.
Во-первых, возраст. Если поставить «60 лет», шанс на знакомство уменьшится примерно наполовину. Потому что 60 – это какая-то магическая цифра. В негативном понимании. Означает старость и слабость. Даже в таком прогрессивном государстве как Голландия. Сидит в головах людей стереотип: 60 – это уже за гранью живых желаний и творческих возможностей, это прямая дорога к немощи и концу. Неинтересно для потенциального партнера. На сайт знакомств не заходят, чтобы встретить человека, которому немного осталось. Желательно найти того, с кем долго и счастливо…

Короче, Вероника без малейшего сомнения отписала себе пять лет. Она выглядит и ощущает себя на десять лет моложе, а это важнее возраста, который всего лишь ничего не значащее число. Так что это не обман, а всего лишь корректировка в позитивную сторону. Он не выявится при первой встрече. А там посмотрим…
Во-вторых, работа. Вероника давно сидит на пособии, а его хоть и хватает, но не разбежишься. Если написать правду – это отпугнет. Мужчина подумает: женщина мало-обеспеченная, ищет, в первую очередь, щедрый кошелек, посягает на мое финансовое благополучие. А она не посягает. Ей человек нужен, а не кошелек. Написала, что работает на почте. Она действительно работала на почте - несколько лет назад. Не обман, но сокрытие истины. Да какая, в принципе, разница. Они с партнером будут вести раздельное хозяйство и жить каждый у себя.
Только встречаться по выходным. Написала: брак не исключен, но не обязателен. Это сто процентов правда.

Правда, разбавленная обманом… вернее недостоверно предоставленной информацией, называется полуправдой, а не мошенничеством. Законом не запрещено выставлять себя в выгодном свете. На сайте знакомств этим грешит почти каждый.
Фото сделала телефоном – встала перед зеркалом, улыбнулась, щелкнула кнопкой. Получилось не очень четко, зато улыбчиво. Сделала еще несколько фото, в том числе в полный рост, чтобы показать неплохую фигуру.
Вроде все. Вооружилась фотографиями, пожеланиями к партнеру, полуправдами о себе и бросилась на амбразуру… то есть выставилась на продажу.

Покупателей, вернее претендентов на ее сердце за два дня не нашлось.
Неудачное время для знакомств. «Корона» бушует в стране и мире. Полный кирдык… то есть локдаун. Как встретиться с незнакомым человеком, когда даже с близкими людьми запрещено контактировать. Вообще не рекомендуется из дома выходить. Сиди и не высовывайся. А если высунулся, то только по нужде - в магазин, к примеру. Выходи запакованный, почти как биологический лаборант: в маске до глаз, в перчатках, желательно также открытые участки прикрыть, чтобы вредному вирусу некуда было сесть. Купил что надо и сразу домой. От маршрута не отклоняться. С родными, друзьями и соседями не общаться. Смертельно опасно. Неизвестная инфекция в воздухе витает. Держи рот, нос, двери и окна закрытыми – а то залетит, заразит, загубит.

В Голландию она залетела с австрийских зимних курортов. Туристы катались на лыжах, набирались здоровья, а прилетели домой и – умерли. Вместо здоровья набрались заразы. И пошла она волной. Раньше была чума, теперь «корона», но такая же чума. Сначала эпидемия, потом пандемия. И никто не знает, как с ней бороться. Ученые разводят руками, телевизор страшилками пугает: каждый день в стране умирают сотни, а в мире тысячи. Особо опасная для людей после пятидесяти. Вероника и будущие претенденты на ее руку и сердце – в группе риска.
Ей не впервой рисковать. Но рисковать не слепо, а обдуманно. Посидела, подумала и решила – надо что-то делать. Не известно – сколько «коронные» ограничения будут действовать, а возраст поджимает. Еще пару лет и не захочет не то что с кем-то знакомиться, но лишний раз с дивана вставать. Обленится, одичает, ожиреет.
Опустится в вязкое болото безразличия…

Нет!
Завязнуть в болоте всегда успеет. А сейчас еще хочется активно действовать: и волосы красить, и что-то новое покупать, и на велосипеде к морю ездить…
Да вообще – жить хочется!
Общаться!
Значит, надо самой что-то предпринимать.
Сидеть без движения – потеря времени и денег. Оплатила месяц, за этот месяц должна получить результат. Значит, должна сама шевелиться. Мужчины стали сдержанные. Приличные первыми реагировать не спешат. Первыми реагируют только мошенники или совершенно не подходящие люди.
Например, один (молодой) предложил встречаться раз в неделю для секса. Веронике это не надо… вернее, надо, но не это главное. Другой (старый) предложил встретиться, но был в возрасте «за семьдесят». Веронике это тоже не надо: он первым умрет, как Герард, опять ей одной куковать…
Проявили интерес двое или трое приличных, но издалека, с другого конца страны. Тоже неподходящие: каждую неделю преодолевать по сто-сто пятьдесят километров, чтобы вместе провести уикэнд… Непродуктивная потеря времени для людей, время которых и так уже ограничено. Даже начинать не стоит.

Потом был один какой-то мутный тип: писал по-английски, фото имел одно и то не очень четкое, очень настойчиво желал познакомиться. Явно – брачный аферист откуда-нибудь из Африки или Азии. Этот бизнес процветает. Ловкие ребята из бедных регионов ловят доверчивых одиноких мужчин и женщин из благополучных стран. Наплетают жалостливых историй, завлекают в сети и тянут денежки.
Вероника таких за версту чует даже через интернет. Сколько раз женщин предупреждали по телевизору: не ловитесь на подобное разводилово (культурно говоря - мошенничество). Но они все равно ловятся. И не какие-нибудь молодые и наивные. А чаще всего в возрасте, когда, казалось бы, благоразумие должно торжествовать над чувствами.

Совсем недавно в передаче «Обманули» показывали репортаж на эту тему. Женщина богатая, с виду умная, на вид «ближе к шестидесяти» сидела, плакала, рассказывала: на сайте познакомилась с мужчиной. Видела его только на фотографии и сразу влюбилась: улыбчивый красавец, офицер американских войск. Как потом оказалось – мошенник из Нигерии. Он выудил у нее полторы сотни тысяч евро. Которые вернуть не представляется возможным – сказал банк. Мошенников вообще трудно призвать к ответу, ведь деньги им отдают добровольно. По есть «я сам обманываться рад» - как говорил русский классик.

Веронике обманываться несподручно, да и особых накоплений у нее нет. Вооружилась дедуктивным методом – чтобы распознавать обман и отсеивать неподходящих. Стала действовать по принципу «под лежачий камень вода не течет» и вопреки поговорке «судьба на печке найдет». Может, кого-то когда-то она и находила, но не Веронику. Ей всегда приходилось брать ноги в руки и – танком вперед, то есть лбом об стену. Когда-нибудь или стена не выдержит, или лоб, но пока что повреждений в черепной коробке не наблюдалось…
Значит… «и снова в бой, покой нам только снится».

Одно из правил успеха: если что-то делаешь, делай хорошо. Перфекционизм почему-то считается в Голландии недостатком. Но это качество никогда Веронику не подводило. Поиски партнера вела с математической точностью – ведь это ее последний шанс. Ошибка смерти подобна… вернее грозит пожизненным одиночеством, а это тяжкое наказание, особенно для людей в возрасте. Одна мысль наводит ужас: вот так умрешь и будешь лежать год или больше в квартире, и никто не хватится, никто не вспомнит…
Известен не один подобный случай.

Он не должен произойти с Вероникой. Итак, установим твердые требования. Их три. Чтобы не старый (можно на пару лет старше ее, но лучше на пару лет моложе). Чтобы жил не очень далеко (не далее, чем полчаса на машине – дальние расстояния не работают в отношениях). Чтобы не курил и не имел домашних животных – она аллергичная.
Нетвердых требований, то есть пожеланий немного, и все они не касаются внешности. Внешность вообще неважна. Красивых Вероника никогда не любила. Мужчине довольно выглядеть аккуратным. Но с этим в Голландии порядок: абсолютное большинство следит за своим внешним видом. Вахлаки встречаются только среди опустившихся (которых здесь немного) и некоторых некоренных народов, вроде турок и марокканцев (которых полно). Но эти две категории на сайтах знакомств не сидят.
Желательно, чтобы раньше был не женат и без детей, как Герард. Был бы идеальный вариант. Впрочем, на него рассчитывать не приходится – снаряд два раза в одну воронку не попадает…

А у Вероники попал!
Но все по порядку.
Каждый день она просматривала кандидатов, которые предлагал сайт. Выбирала подходящих, посылала короткое «привет, такой-то (имя)!» и ждала реакции. Развернутых писем не писала – пусть сначала заинтересуется ее фотографией, зайдет на ее страницу, почитает информацию. И решит – отвечать или нет.
Не отвечали большинство, ответили несколько. После недолгой переписки следующий шаг – телефонный звонок. С одним разговор не получился. С другим получился, встретились, но она ему не понравилась. Он ей, кстати, тоже. Работал адвокатом, старше не десять лет, высокий, холодный, много требующий. Когда они прогуливались и разговаривали, мимо прошла девушка лет тридцати, спортивного вида, в облегающих брюках. Этот адвокат уставился на нее… Лучше бы хорошенько разглядел себя. Обвисшие щеки, выперший живот… Короче, разошлись друзьями.
Потом пошли встречи и разочарования.

Один подходил по всем статьям, но жил со взрослым сыном и после очного разговора прислал сообщение с отказом – не желал новыми отношениями травмировать ребенка. Другой приехал на мотоцикле, выглядел очень прилично, врач, разведен, двое сыновей женаты, живут отдельно. Разговор был довольно долгий и легкий, и Вероника, вроде, ему понравилась… Но что-то в нем ее не устраивало. На инстинктивном уровне. Скорее всего его зодиак - Близнецы.
К Близнецам у нее устойчивое… если не отвращение, но предубеждение. Их раздвоенность, непостоянство, склонность как к душевности, так и к подлости чужда Веронике-Скорпиону - строгому к себе и другим, с четким разделением хорошего и плохого, с болезненным чувством справедливости.

Мать тоже была «они». Двойственность ее отличала. С одной стороны заботилась о Веронике - по минимуму, без любви, с другой – гнобила. Для других была доброй и внимательной, у своей пила кровь. Критика, придирки, обвинения, обзывания… планомерно, каждый день… Наорет, выплеснет ненависть и, довольная, идет отдыхать. А Вероника плакать. Только позже осознала, в каком кошмаре жила, а тогда думала – так и надо.
Какая подлость – питаться энергией собственного ребенка…
Детские травмы остаются на всю жизнь.
Осталась память о несовместимости с Близнецами.
Смешно обращать внимание на подобные вещи?

Не смешно. Если чего-то невозможно увидеть или пощупать – не означает, что этого не существует. Энергетические вампиры – доказанный факт.
Вероника слишком долго была донором, научилась защищаться. Слушаться инстинкта. Который сказал: с этим врачом длительных отношений не получится. А короткие не имеют смысла.
Расстались тоже друзьями. Хотя он, кажется, был не против продолжить.
Потом был еще один, но до того неказистый… На фото выглядел чуть ли не артист, на деле чуть ли не бомж. Работал в библиотеке, на свежий воздух выходил редко, что было заметно по землистому цвету лица. Даже нетребовательной Веронике не подошел. Второй встречи не состоялось.

Подобным образом отсеялись еще два или три. А что осталось?
Остался Вим. Симпатичный, судя по фотографиям, которые он регулярно присылал по ватсапу. Работал бригадиром на поездах. Легкий в общении, веселый. Есть такие люди – всегда найдут над чем поржать. Звонил каждый день, рассказывал что-нибудь смешное. У них в бригаде есть молодой парень, гомо, зовут Джон. Вим рассказывал:
- Сегодня смеялись. Выходим из поезда в Гааге, видим – идет девушка. Юбка короткая, ноги длинные. Мы остановились, смотрим ей вслед. Джон глянул на нас осуждающе и говорит: «Вам, мужчинам, лишь бы поглазеть…» Представляешь – «нам, мужчинам»! Ха-ха-ха!

Вероника тоже смешливая, с удовольствием слушала его рассказы. Недели две. Потом как-то засомневалась. Сколько можно по телефону общаться? Пора бы и в реале познакомиться. Но Вим не спешил. Он жил со взрослой дочерью, и как потом поняла Вероника, дочь была для него всем: солнцем в небе, звездой в сердце, дорогим дитятей… короче – любимицей. Может, не хотел ее огорчать появлением другой женщины в его жизни, может еще что… Короче, ясно: вживую знакомиться он в ближайшее время не собирался.

А Вероника и не печалилась. Даже хорошо, что он не спешит. У нее есть время с другими кандидатами повстречаться. Имелась парочка в запасе. Одного звали Мартин. Большой плюс – он тоже из Гааги, для встреч идеальный вариант. Сюда же отнесем собственное агентство по недвижимости, хороший доход и пижонский Ягуар. Большой минус – на девять лет старше, то есть под семьдесят. Сколько он еще протянет?
А сколько еще Вероника протянет…
Короче, пока плюсы перетягивают. Теперь главное встретиться и не разочароваться.
Встретились.

Что сказать… Хоть внешность для Вероники не столь важна, но с другой стороны внешность – визитная карточка человека. По ней читается очень много: здоровье, настроение, отношение к себе и окружающим, а также прошлое, настоящее и перспективы.
Вот что увидела и ощутила Вероника. Мартин старше ее, и это заметно. А фотографию-то он давнишнюю на сайт поставил…
Когда-то красивый, сейчас запущенный: нездоровая полнота, в глазах краснота, а также вредная привычка, от которой кашель. Походка грузная, нервозность какая-то в руках. Последнее можно отнести на волнение перед встречей, а можно на начинающийся Алцгеймер. Одет в дорогое, но общее впечатление неряшливое. Себя он запустил, а привычку хорошо одеваться оставил.

Все-таки первое впечатление – самое верное. С Мартином оно оказалось… ни то ни се. Не лучшая партия, несмотря на контору и Ягуар. Но Вероника решила поспешных выводов не делать. Нечего строить разборчивую невесту, женихи в очередь не стоят.
На характер человек, вроде, неплохой. Стоит присмотреться…
Присматривались оба. Прошлись по пляжу, поговорили. Мартин рассказывал. С женой давно разведен, сын и дочь живут самостоятельно. Две квартиры на них записаны, контактов особо нет. Несколько лет назад имел роман с русской женщиной по имени Ольга. Познакомились в магазине шикарной одежды. Продавщица тоже выглядела шикарно, Мартин влюбился. Он тогда был на десять лет моложе, на двадцать килограммов легче и выглядел как русский дворянин девятнадцатого века: высокий, седые волосы волнами лежат, в чертах лица видна порода. Такая по-тургеневски мощная, мужская красота.

Ольга размышляла недолго. Красивые русские женщины цену себе знают, задешево себя не продают. Она оценила возможности Мартина, его финансовое и сексуальное состояние и согласилась на роман. Это было лучшее время в его жизни. На них обращали внимание: оба высокие, видные, дорого одетые – идеальная пара. Рестораны, поездки, покупки… Пока он был в состоянии оплачивать запросы Ольги, она его любила. Когда пошатнулись его дела и здоровье, она не стала изображать жену декабриста, а быстренько нашла другого – помоложе, побогаче.
У нее взлет, у него падение. Не то чтобы он пребывал в депрессии, но и благополучным его настроение не назовешь. Вероника чувствительная к подобным нематериальным вещам – на уровне эмоциональных волн. Они ее задевают и глубоко проникают.

По этой причине она не смотрит в глаза прохожим на улице или пассажирам в транспорте. Мало у кого открытый, беззаботный, легкий взгляд. Большинство углублено в свои проблемы, взгляд как пуля. Глянули – как расстреляли. Им все равно, а у Вероники рана. Смешная она, чувствительная. Слишком добрая для этого мира. Никому зла не желает, всех жалеет.
Жалость вызывал Мартин.

Не особо понравился, но в ближайшую субботу согласилась вместе поужинать, чисто из любопытства и для проверки инстинкта. Квартира у него просторная, но такая же заброшенная, как хозяин. Одинокий холостяк. Заметно отсутствие женского присутствия. Человек, вроде, с деньгами, а применить их не умеет. Или плюнул на все. Живет не с удовольствием, а по инерции. Ремонт давно не делал. Полы деревянные, но выщербленные, диван большой, но некомфортный. Постель в темном закутке - неубранная, мятая, с несвежей простыней. А Вероника – чистюля…
Инстинкт, как всегда, оказался прав.

Не стоит начинать отношения с Мартином. Это означало дать затянуть себя в его несчастье. Выслушивать жалобы, тратить энергию на утешение. Можно было бы, конечно, за него взяться, привести в порядок и его, и квартиру… Но. Веронике уже не до устройства чужой жизни. Возраст не позволяет себя тратить, да и желания особо напрягаться нет. Есть желание жить легко и в удовольствие. А может, Мартин сам не захочет что-то менять... Человек-то хороший, но… как представила: он сначала откашляется, потом будет ее целовать…
Нет, спасибо.

На понедельник (выходной – второй день Троицы) у нее была запланирована встреча. С неким Робертом. В его анкете (которой не всегда стоило верить) следующие данные: никогда не был женат, не имел детей, работал инженером, жил в получасе езды. Возраст – фактически на год моложе Вероники, но она же отняла себе пять лет, так что он думает, что она моложе.
По зодиаку Дева. Знак подходит: Девы – люди семейные, хранители домашнего очага. У него так и стояло в разделе «желательный тип отношений» – брак. На фото не красавец, а просто симпатичный человек. Приятная улыбка, спортивная фигура, стоит на фоне моря. Особых требований к будущей подруге не выдвигает. Веронике подходит по всем статьям. Написала как обычно: Привет, Роберт! Быстро получила ответ. После короткой переписки договорились встретиться.

В понедельник.
А чего ждать до понедельника, когда можно в воскресенье. С Мартином пока отношения не прерывала, оставила как запасной вариант. Шла третья неделя ее пребывания на сайте и следовало поторопиться с выбором, подвести так сказать предварительные итоги.
Итоги не очень обнадеживающие. Остался только Вим, от которого мало толку, и этот, еще не известный, Роберт. Если и с ним не выйдет, выберет Мартина. Менять его характер не будет, попросит только простыни освежить. К остальному как-нибудь приспособится…

А не приспособится – тоже хорошо. Отчаиваться нет причин, хотя все-таки тревожно: в разгаре «корона», черт бы ее побрал. Смертельная зараза. Люди опасаются контактов, потому на сайте оживления не наблюдается.
Рискованно…
Кто не рискует, тот остается там, где есть. Веронике «там» неплохо, но одиноко…
Позвонила Роберту. Голос его звучал удивленно-радостно. Встретиться – с удовольствием. Где и когда?
Через час, в Гааге, возле заправки неподалеку от Вероникиного дома?
Нет, через час он не успевает, давай через два.
Давай.

Не сказать, что Вероника волновалась. Наоборот, была готова к одноразовой встрече и даже немного злилась про себя. Сколько можно встречаться и разочаровываться? Роберт будет последний. Если и здесь не получится, Вероника сделает паузу на пару дней. Досидит на сайте до конца оплаченного срока и уйдет. Будет болтать иногда с Вимом, может, в конце концов чего-нибудь из этого что-то путное выйдет…
Через два часа пошла к заправке. Навстречу из темно-синего, стильного Рено-Меган вышел невысокий, аккуратно подстриженный, полноватый мужчина. На фото он был стройнее… Блин, и тут обман. Хорошо, что Вероника в области обманов не отстала. Они себе килограммы убавляют, она – годы. Испытала глубокое удовлетворение и… ни малейшего угрызения.

Она была в той же одежде, что на фото, и в той же весовой категории. Роберт ее сразу узнал, улыбнулся… Улыбка у него на редкость приятная. В Голландии люди мало улыбаются незнакомым. Хмурые, конечно, не ходят, это не принято, но обычно только губы раздвигают. Роберт улыбался во весь рот, будто встретил женщину своей мечты.
Приятно быть женщиной чьей-то мечты. Вероника такого опыта еще не имела. Оказывается, совсем необязательно иметь журнально-идеальную внешность и возраст «до тридцати».
Красота в глазах смотрящего…
Стоял конец мая, природа уже проснулась и начинала расцветать. В ту весну расцвела и Вероника…

Но по порядку.
На его открытую улыбку ответила своей осторожной. Притормозила на рекомендованном расстоянии в полтора метра…
«Корона» гуляет по планете. Самая смертельная болезнь со времен испанского гриппа сто лет назад. Люди напуганы не на шутку. Ученые разводят руками. Лекарства от внезапно вспыхнувшей заразы нет. Ограничение контактов – самое действенное средство от заражения.

Знакомиться с новыми людьми – риск для жизни. Начинать отношения - попытка, заранее обреченная на провал. Потому что элементарно страшно. Неизвестно - как встречаться, разговаривать, прикасаться? Без телесного контакта нет близких отношений. Как почувствовать тепло друг друга, если настоятельно рекомендуется соблюдать дистанцию? Как разглядеть лицо, которое в маске? А поцеловать?
И смех, и грех…

Тут, кстати, нашлась тема для веселья. Поцелуй в масках – новый тренд у молодежи. Забавные фотографии заполнили соцсети. Маски с мордочками животных, белозубыми улыбками, цветами, высунутым языком… Поистине от трагического до смешного – один шаг. Юмор помогал побеждать охвативший планету страх. Коллективный разум пытался найти позитив во времена мировой трагедии.
Именно в этот момент необходимо сохранять спокойствие, не поддаваться панике, не давать загнать себя в темный угол безнадеги.
Жизнь продолжается, даже когда смерть стоит у порога.
Людям по-прежнему хочется встречаться и влюбляться…
Соблюдая осторожность, конечно.
Но иногда нужно просто довериться судьбе.

Роберт и Вероника доверились. Сошлись, три раза поцеловались – по старой голландской традиции, которую, кстати, Петр Первый потом в России ввел. Позже Роберт рассказывал: сомневался насчет поцелуев. «Корона» в разгаре, по телевизору каждый день смертельную статистику показывают…
Но всё получилось само собой.

И дальше тоже.
Разговор завязался и не прекращался ни на минуту. Хороший знак. Взаимный интерес – первый шаг к дружбе. Именно с дружбы начинаются серьезные отношения, а не с секса. Вопросы, ответы. В первую очередь на тему Вероники. Она русская, и как здесь оказалась - интересовало практически каждого нового знакомого. У нее уже был заготовлен короткий рассказ - про себя, про сына, про мужа, про друга, про интеграцию в Голландию…

Интеграция удалась. Роберт похвалил за отличное владение языком и тоже коротко рассказал о себе. Никогда не был женат, детей нет, родителей нет, есть сестра, но отношений не поддерживают. Живет в получасе езды от Гааги. Работает главным инженером на предприятии, которое поставляет гидравлические детали, например, для яхт миллионеров. Абрамович у них заказывал. Роберту претит их расточительство и показуха, но работа есть работа. Увлекается фотографией. Когда Вероника сегодня позвонила, он снимал сёрферов в гавани Роттердама. Потому не успевал за час…
Разговаривая, прошлись по аллее туда-сюда, незаметно взялись за руки – фак ю, «корона»! Даже не вспомнили про ограничения. Тепло было. Не только от майского солнца, но друг от друга. Расставаться не хотелось. Хотелось быть вместе.
С Вероникой такое впервые.

С Робертом тоже.
Поехали к нему на чашку кофе. Квартира его, честно сказать, Веронике не очень понравилась. У нее посовременнее, поуютнее и даже побогаче. Она три года назад переехала в новое жилье, купила новую мебель, кровать, матрас за 2 тысячи евро и высотой в 25 сантиметров, идеальный для ночного отдыха. Со старого адреса перевезла только стиральную машину, холодильник и самую любимую вещь - телевизор: высшего качества «олед», метр по диагонали, практически домашний кинотеатр…
У Роберта телевизор с экраном чуть больше компьютерного, мебель тридцатилетней давности, на полу старый ковролин, кожаный диван - холодный и жесткий. Типично холостяцкий угол. По Вероникиным меркам неуютно, зато кровать свежая и кофе вкусный…

А главное – человек он, вроде, неплохой.
За кофе опять болтали о том, о сем, в основном о «короне», конечно. Как говорится «злоба дня». А в Роберте никакой злобы не было – ни в рассказах, ни в рассуждениях. Была доброта. Заметно хотел Веронике угодить. Ощутимо окружал вниманием. Тонко старался понравиться.
Развлекал ее не пустой болтовней, а разговором со смыслом и юмором с изюминкой.
Интеллектом выше среднего отличался – на уровне Вероники, в некоторых вещах даже превосходил.

Ум - самое сексуальное качество мужчины. Но его нужно показывать дозированно, иначе легко превратиться в зануду. Роберт профессора из себя не строил, другое мнение выслушивал, обдумывал, иногда соглашался, иногда нет, но в корректной форме. Он вообще корректен, вежлив и предупредителен, как раньше говорили «галантен». И это не показуха, а черта характера.
Редкость в наше время.
Полдня пролетели незаметно. Для первого раза достаточно. Договорились встретиться завтра.

Встретились на том же месте, опять три раза поцеловались и поехали на пляж – прогуляться среди дюн, поговорить, получше узнать друг друга. Гуляли по дорожке для пешеходов, велосипедов, бегунов и собак. В тот день дорожка пустовала – «корона» заставила многих дома сидеть.
Но не Роберта и Веронику. Почему-то не думалось о плохом. Наверное, способствовала погода - лучше не придумаешь. Солнце ласково пригревало. С моря доносился легкий бриз. Природа входила в свою лучшую пору – расцветающей весны: трава свежо зеленела, птички радостно щебетали, распускались полевые цветы. Подходящая обстановка для начала романтических отношений.
Честно сказать, Вероника давно излечилась от романтики. Ей бы чисто практически - человека хорошего найти.

Погода ей в помощь…
Опять взялись за руки, как-то само собой получилось. Болтали, смеялись. «Корона» бушует, а они даже не подумали о предосторожностях. Обоим не хотелось расставаться… Обоим хотелось продолжения…
Роберт смотрел на Веронику, как на чудо. Он все еще не верил, что оно (она) рядом. Крепко держал за руку, чтобы не упустить.
- Знаешь, я обычно не отвечаю на сообщения с одним только словом «привет». В твоем меня прежде всего заинтересовало фото. Оно было не лучшего качества, а улыбка… - замечательная. Она меня подкупила. Очень рад, что у нас так быстро все получилось: созвонились, встретились… – Роберт замолчал, ожидая ответа.
Его не последовало.

Роберт настроен слишком романтично. Нервничает. Торопится. Ожидает, что Вероника тоже начнет рассыпаться в комплиментах и ответит хотя бы намеком, что согласна продолжать отношения…
Она не против продолжать.
Но.
Торопиться - не ее стиль. Давать обещания без уверенности, что выполнит – не ее характер. Улыбнулась. Пожала его руку. Дружеское пожатие – добрый знак и поддержка.
Роберта давно уже никто не поддерживал.
Замечательная женщина. Странная… Русская…

- Ты такая спокойная… Как скала. Совершенно не реагируешь на внешнюю суматоху.
- Это с возрастом и опытом пришло. Внутренний мир мне сейчас важнее внешнего… А ты давно на сайте? Кого-то выбирал? С кем-то встречался?
- Я не очень активный пользователь. Так… сидел ради любопытства. Сам писем не посылал. Получал от некоторых. Три раза встречался. Одна женщина сразу не понравилась. Суринамского происхождения, какая-то неопрятная… Не мой тип. С другой один раз встретились, потом она мне написала, что не готова к отношениям. С третьей встречались пару месяцев. Но тоже не получилось. Она неплохая на характер, хорошую работу имела. Часто встречались, даже собирались вместе жить. Но я засомневался. Она бывала слишком резкая иногда. Скажет – будто кошка оцарапает. Расстались. Я уже собирался уходить с сайта, когда получил одно письмо – с плохим фото и хорошей улыбкой…

Посмеялись.
На улице было тепло и на душе было тепло. У обоих.
Роберт осторожно спросил:
- Какой тип отношений ты хотела бы иметь?
- Ну… встречи по выходным. Как с предыдущим другом. Меня устраивало. А ты?
- Я бы хотел постоянных отношений. Жениться.
Ого.
На второй день знакомства – предложение руки и сердца?..
Вот чего не ожидала, того не ожидала.
Вероника замолчала, обдумывая – правильно ли поняла.
Кажется, правильно.
Однако. В ее возрасте выходить замуж… Оно ей надо?
Официальный брак - большой шаг.
Хотя…

Почему бы нет. Первое впечатление о Роберте положительное, а оно самое верное. Он очень явно влюблен, говоря поэтично – очарован-околдован. Окружил ее вниманием, и похоже, что это от души, а не от показухи. Имеет серьезные намерения… которых Вероника пока не имеет, но брак - это же не сей момент и не завтра.
Будет время присмотреться, притереться. Начнут с маленьких шагов. Первый – надо прояснить ситуацию, то есть разоблачить ее обманы. Они все равно рано или поздно выйдут на свет, так что лучше сразу. Начинать отношения надо с чистого листа, то есть не заляпанного пятнами вранья. И, кстати, посмотреть на его реакцию. Может, когда узнает, что она старше, чем он думал, к тому же безработная - пропадет ее очарование в его глазах…

- Ну… я вообще-то не против. Только, Роберт, я хотела бы признаться. В анкете указала две неточности. Убавила себе пять лет. То есть фактически я на год старше тебя. И место работы… я сейчас не работаю, получаю пособие.
Теперь замолчал он. Пять лет возраста, по большому счету, ничего не меняют, а вот пособие… На него не разбежишься. Роберт собирался покупать новое жилье, года три уже присматривался. Рассчитывал встретить женщину с приличным достатком – вместе легче платить ипотеку, страховку и прочее. Будет оставаться достаточно ресурсов для его довольно дорогих хобби: мотоцикла Харли-Дэвидсон и фотографирования на профессиональном уровне. А теперь вместо двойного дохода получится половина имеющегося…

Ну и что?
Не смертельно.
Он справится. Урежет расходы, перенаправит денежные потоки. Раньше тратил не считая и только на себя, теперь будет тратить с осторожностью и… на Веронику больше. Женщина мечты стоит дорого. Встречается один раз. Он с тремя знакомился на сайте, ни с одной не получилось…
Молчал-думал недолго. Долгую паузу она поняла бы за отказ от дальнейшего знакомства, чего он совсем не желал. Но все-таки любопытно…
- А зачем?

Причины, побудившие к обма… или скажем мягче - к предоставлению недостоверной информации казались Веронике довольно логичными. Но женская логика порой очень далека от мужской, потому разъяснила:
- Если бы я поставила мой настоящий возраст, шансов на знакомство почти не имела бы. У людей в головах шаблон: женщина в 60 – глубокая старуха. Бабушка, которой осталось только с внуками сидеть да лекарства глотать. Хотя 60 - это всего лишь цифра. Но отпугивает даже тех мужчин, которым под семьдесят. Каждый ведь хочет подругу помоложе…

- Ну, не каждый…
- Возможно, ты исключение. Ну а насчет пособия. Та же, в общем-то, причина. Тоже шаблон: если на пособии, то нищая. А я не нищая. Мне хватает, и даже удается откладывать. Я ни у кого никогда на шее не сидела и не собираюсь.
- Понимаю… Это все, что я должен знать, или есть еще что-то?
- Это все.
- Хорошо. – Роберт крепче сжал ее пальцы. – Осторожно, велосипедисты! – Притянул ее к себе, спрятал за спину.
Веронике еще не доводилось прятаться за чью-то спину… Никто никогда не желал ее защитить. Все приходилось делать самой – бороться, защищаться, падать и вставать. Хотя сейчас уже меньше. Жизнь вошла в спокойный фарватер, но небольшие бури иногда случались. Последняя, например, когда поскандалила с соседкой сверху.
Вероника не любит враждовать с ближайшим окружением, тем более она только что переехала в новую квартиру, и начинать со скандала совсем не собиралась.
Но есть вещи, которые нельзя оставлять без внимания.

У верхней соседки (ей далеко за семьдесят) была манера: убирает свой балкон, а воду сливает через бортик прямо в сад Вероники. Наверное, прежняя жительница ничего не имела против, она и сада как такового не имела: ни оградки, ни цветов, один куст гортензии стоял и все. А Веронике обидно. Столько сил и денег потратила: наняла человека загородку поставить, сорняки повыдирала, цветы насажала – розы, между прочим, они дорогие, а их тут грязной водой сверху поливают. Льют, не стесняясь, даже когда она под балконом сидит.

Раз сказала, другой – соседка не реагирует, еще огрызается. Ну пришлось пожестче с ней, по-русски… Полиция приходила разбираться, Вероника их домой не пустила, имела право. Но поняла, что надо действовать по-другому. По-голландски. Стала жаловаться в жилищную корпорацию. Здесь есть закон: каждый съемщик жилья обязан соблюдать правила общежития, не нарушать покой соседей, не мешать им «наслаждаться жизнью».
Та гадюка соседка мешала Веронике наслаждаться.

На несколько жалоб корпорация не ответила, вероятно, тоже из-за короны – работники сидели по домам, реагировали только на срочные проблемы. Потом пришли, посмотрели, сделали верхней соседке внушение.
И ведь перестала. Последний раз Вероника слышала – она воду в водосток сливала, который в углу балкона.
Как просто разрешился конфликт.
Зачем было доводить до скандала?
Есть такие люди упертые - гадят, получают отпор, но все равно продолжают, даже во вред себе. Легче встанут на тропу войны, чем поменяют привычку. Соседка поменяла, только когда ее предупредили из вышестоящей инстанции. Оказалось, она туда тоже жаловалась - на Веронику. Сама ей гадила и сама же на нее жаловалась.
Перевернутый мир…

Вот ведь змея. Старая и злющая. Ядовитая.
Вероника тоже не лыком шита, Скорпион по зодиаку, а он тоже яд имеет. Первым не нападает, но для собственной защиты не постесняется применить…
Есть подозрение, что не уважала соседка Веронику из-за ее происхождения.
Не знала она, что русские не сдаются…
Может, именно поэтому их на Западе не любят? Враждебную политику проводят, промывают мозги простым людям, внушая ложь.
Роберт не из тех, кто дает себе что-то внушить. Сам умеет думать и делать выводы. Прислушивается не к чужим словам, а к собственному сердцу и разуму. Оба подсказывали: Вероника – твой человек, не упусти.

Он постарается не упустить. Опыта общения с прекрасным полом имел мало, но главное знал: каждый человек, особенно женщина, любит внимание. Вероника одинокая и сильная. Но сильным тоже иногда хочется побыть слабыми. Почувствовать любовь и заботу. Он согреет ее любовью, погрузит в заботу, как в сахарную вату. Ей будет приятно, не захочет расставаться…
Ей уже не хотелось расставаться. Роберт - человек хороший, это заметно. Однако бросаться в омут с головой, то есть сразу начинать жить вместе, строить планы на будущее – не ее метод. Веронике нужен год, чтобы привыкнуть к человеку, понять – подходит он ей или нет. Прямо-таки по пословице: чтобы узнать человека, надо пуд соли с ним съесть.

Вероника любит узнавать людей. Выслушивать их истории.
А история у Роберта удивительная…
По гороскопу – Дева, хранительница семьи, домашнего очага. Семья, родные всегда были для него на первом месте. Самое раннее воспоминание детства – в четыре года. Только что родилась его сестра (мама рожала дома) и отчаянно кричала, пока медсестра ее мыла и заворачивала. Сердце маленького Роберта не выдержало. Он подбежал к медсестре, пнул ее со всех своих детских сил по ноге, испугался и спрятался в туалете. Хранитель семьи, защитник родных проснулся…
А еще проснулся любитель техники. Лет в шесть (еще читать не умел как следует) заявил, что знает марки всех стоящих и проезжающих по улице машин. Взрослый сосед не поверил. Пообещал 10 центов, если Роберт не соврал. Пошли проверять. Сосед показывал на машину, спрашивал:

- Это какая?
- Тойота Корона.
- А эта?
- Рено Дофин.
Не ошибся ни разу. Получил честно заработанные 10 центов, купил сладкий леденец, съел с особым удовольствием.
Дед и дядя работали водителями грузовиков, и Роберт мечтал о том же. Иногда дядя брал его в кабину, ставил перед собой, сам нажимал на педали, а Роберту давал порулить. Вот было счастье!
Однажды лет в семь-восемь стоял смотрел – как работает уличный бульдозер. Потом его водитель пошел с приятелями обедать, а Роберту сказал, показывая на агрегат:
- Давай, подгоняй поближе.

Сказал в шутку, а потом испугался не на шутку – мальчишка и правда сел и поехал… А что такого? Бульдозером управлять – плевое дело: двигай рычаги вверх-вниз, поворачивай направо-налево. Только тормозить тяжеловато: надо на себя одновременно два рычага тянуть, а силенок-то маловато. Но справился, остановился вовремя.
Того водителя чуть кондрашка не хватила. Его приятели хохотали от души.
Роберт все схватывал на лету. Никогда ничему не учился. Посмотрит-послушает и уже знает. Домашние задания никогда не делал дома – успевал на уроке во время объяснения учителя. Был не отличником, но крепким хорошистом. Оценка называлась «достаточно», и ему было достаточно.

А дома лучше чем-нибудь интересным заняться. Например, легким хулиганством вместе с соседским мальчиком. Сбросить с крыши многоэтажки пакет с водой и смотреть - как он ударяется об асфальт и взрывается, рассыпаясь на мелкие брызги. Или опять же с крыши бросать крепкие ягоды на головы прохожих и хихикать, наблюдая за их непониманием – откуда прилетело?
Любимое занятие – рыбалка. Один или с семьей по выходным. Это было лучшее время детства: мама, отец, Роберт, сестра и… рыбы. В основном жирные карпы, а также окуни, плотвички, пару раз даже щуки на крючок попадались. Всех бросали обратно. В Голландии не принято есть рыбу из открытых водоемов. Ловят из спортивного интереса и ради проведения досуга.

Однажды уже взрослый Роберт с семьей был в отпуске в Германии. Разговорился с хозяином отеля, тоже увлеченным рыбаком. Тот очень удивился, когда узнал, что они всю выловленную рыбу отпускают обратно. Сказал:
- Здесь неподалеку есть озеро. Там водится отличная форель. Сходите порыбачьте. Только знаете что. Поймаете - приносите сюда. Наш повар ее отлично готовит. Ваша семья будет довольна.
Роберт так и сделал. Поймал штук пять-шесть и отдал на кухню. Ел собственноручно выловленную рыбу – первый и последний раз.

Семья была для Роберта главное, но это не значит, что он любил сидеть дома. Наоборот. Все свободное время проводил за его пределами. Энергия бурлила. В выходные и каникулы работал в овощных и цветочных теплицах. Две выгоды: и в движении находился, и деньги зарабатывал.
Потихоньку заработал на свой первый мотоцикл. Не новый, но в хорошем состоянии. За один раз сдал на права. И не готовился как следует, знания, как всегда, сами прилетели. Перед экзаменом не волновался. Сказал маме:
- Пошел права получать! – И получил.
Так же легко сдавал выпускные экзамены. Однажды все-таки решил подготовиться, а то неудобно как-то: все сидят с книжками дома, а он сидит с удочкой на природе. Взял учебник, лег на диван, раскрыл и… заснул. Сдал без проблем.
Мечту стать водителем грузовика не дал осуществить отец. Он работал ведущим инженером на одном крупном предприятии в Гааге, видел инженерные способности сына и любовь к технике. По его совету Роберт поступил в техническую лабораторию. Испытывал свойства материалов. Получать образование не видел нужды. Все получалось легко и без напряжения. Работа нравилась, зарплата устраивала, желания исполнялись – что еще надо молодому человеку…

Друга?
Не надо. С друзьями надо общаться: пиво пить, траву курить… Пустая трата времени. Роберт лучше на пруду с удочкой посидит или на мотоцикле погоняет. Пиво лучше с отцом попьет, а траву никогда в жизни не пробовал и не собирается.
Девушку?
А зачем?
У него есть мама, сестра, отец – этого достаточно. Это главное. Это его семья, поддержка и любовь. Крепость, которую он будет защищать изо всех сил.
Хотя, защищать не требовалось.
Ей ничто не угрожало. Чужаки… то есть друзья или девушки не стремились проникнуть внутрь.

Роберт не спешил открывать перед ними ворота. Вообще не спешил открываться перед людьми. Четкую границу соблюдал между своим и остальным миром.
Родители – заменяли ему друзей. Любовь к технике заменяла любовь к девушке. Однажды увидел красавицу… Сузуки – ярко-красный мотоцикл с багажником сзади сиденья, а не по бокам, что делало его линию более изящной. Влюбился. Загорелся купить. Не хватало 2 тысячи. Занял у отца. Долг тянул и подавлял удовольствие от езды. Сидел на радости, как пятно на бензобаке. Роберт взял подработку в ресторане со звездой Мишелен – мойщиком посуды. За вечер иногда выходило до 150 гульденов. Выплатил долг в течение года – и больше никогда в жизни денег не занимал.

Пришло время отслужить в армии. Срок – один год прошел легко и даже весело. Обычно над новичками подсмеиваются, но не над Робертом. Во-первых, был на три года старше других. Во-вторых, сильнее. Однажды сидели в столовой, кто-то хотел открыть банку с джемом. Пробовал и так, и так – не получалось. Банку пустили по кругу. Без результата. Дошла очередь до Роберта. Взял, крутанул и – хлоп! Открыл. Без особого напряжения. В глазах сослуживцев прочел удивление и уважение. Сержант его тоже уважал – оказался родом из того же города и на тяжелые работы Роберта не ставил. На выходные он ездил домой.
Армию вспоминал с улыбкой.

В технической лаборатории не видел возможностей для роста. Поискал в газетах объявления, выбрал два предприятия по своей специальности, послал письма-резюме. Оба предприятия ответили приглашением. Выбрал одно да там и остался.
Однолюб. Одна семья, одна работа, один мотоцикл. Но с мотоциклом пришлось расстаться – сам почувствовал, что гонял слишком опасно для жизни. Чувство самосохранения заставило продать. Купил машину.
Наконец-то заинтересовался девушками. У сестры уже давно серьезные отношения, собирались пожениться, а Роберт все еще с родителями жил. Как маленький. Как маменькин…

А ему просто было там хорошо. Его семья – его всё. Земля держится на трех китах, семья держится на трех людях – мама, папа, сестра. Пока они есть – в мире порядок.
Порядок таков, что когда возраст подходит к тридцати, мужчине следует создавать собственную семью. Роберт не сомневался: она обязательно будет такая же теплая, крепкая, как у родителей.

Нашел квартиру неподалеку, переехал. Познакомился с девушкой. Встречались полгода, целовались… иногда…
Все шло как должно идти, своим чередом. С удовольствием ходил на работу, на рыбалку, на свидания. Новое хобби появилось – фотографирование, к этому его отец приобщил, на день рождения первую фотокамеру подарил.
Хорошо жилось. Гладко и легко, без напряжения со стороны Роберта.
Когда жизнь не ставит перед человеком препятствий, не требуется преодолевать, ожесточаться.
Роберт не имел злости или жести в характере. Светлый человек – сын светлых родителей. Ясные перспективы ожидали его: женился бы, родились бы дети, потом бы внуки появились…

Но.
Не женился. Не родились. Не появились.
У мамы констатировали рак. Роберт погасил свои перспективы и сосредоточился на уходе за матерью Ее будущее важнее его. Он бы свою жизнь отдал, только чтобы она поправилась.
Лекарства, операции… Короткое улучшение и возвращение еще более агрессивных метостаз. Надежда сменялась отчаянием. Болела не только, мама, болела вся семья. Радостей было мало, одни тревоги. Роберт научился готовить, чтобы хоть чем-то порадовать маму. На каждое Рождество готовил что-то особенное, чаще из французской кухни, которую она любила.

Это самое малое, что он мог для нее сделать. На создание блюд не жалел времени – его у него много, а у нее на донышке... Кусочки голубого сыра, завернутые в листья салата эндиви, выложенные в виде виноградной кисти. Маринованная баранья нога в винном соусе. Однажды устроил даже огненное шоу: фламбированная вишня в сладком сиропе – горела, как фейерверк…
Семейные были в восторге. Радовались, как дети.
Они еще не знали, что это было их последнее Рождество вместе.

В больнице сказали: все процедуры сделаны, все лекарства испробованы, ничего не помогло, мы умываем руки. Другими словами – идите домой и умирайте.
Приговор вынесен, будто на Высшем суде. Обжалованию не подлежит.
Семья замерла – оглушенная, онемевшая. Недоумевающая.
За что? Так нельзя… Невозможно… В сорок восемь лет не умирают…
Мама сказала:
- Что же с вами теперь будет…
Вот материнское сердце. В самый тяжкий момент она думала не о себе, а о них – дорогих людях…

Пол вздрогнул под ногами Роберта. Жизнь впервые отвесила удар, да не слегка, а под дых. У него всегда все получалось. Если и встречались трудности, то преодолевались - легко и почти сами собой, как в сказке.
У сказок, оказывается, не всегда хороший финал. И заканчиваются они не свадьбой, а похоронами...
Есть вещи, которых не преодолеть, как бы ни старался…
Их надо принимать.
Есть вещи, которые принимать нельзя.
Мозг отказывался. Взрывался…
Как же так? Роберт – хранитель и страж семьи, а защитить самого близкого человека не смог.

Бешенство бессилия овладело. Поднялось, бросилось в голову. Роберт ехал в лифте и молотил кулаком в железную стену. Размолотил в кровь и не почувствовал.
Он больше ничего не чувствовал.
Только горе.
Самое большое горе переживают без слез.
Потому что не до слез. Просто забываешь о них. Просто думаешь про другое. Просто не веришь… недоумеваешь… не принимаешь…
Не двигаешься… Смотришь в одну точку и ничего не видишь.
Погружаешься в горе, и чем глубже, тем тяжелее. Глохнешь и слепнешь. Едва дышишь. И сам умираешь, хоть и живешь…
Мама писала картины - оставила как вещественную память о себе. А еще каждому члену семьи оставила прощальное письмо.

Вот письмо, адресованное Роберту.
«Милый, милый Робик,
Не обращай внимания на мою нескладную манеру письма. Но то, что написано – абсолютная правда!
Очень трудно сейчас тебе писать, но все-таки хочу это сделать. Я не могу тебя просто так оставить!
Хочу сказать, что ты был для меня замечательным СЫНОМ. Рада, что ты вырос хорошим человеком. Немного закрытым, но в последние годы ты все же иногда открывался, давал волю чувствам.
Это для меня большая честь. Ты всегда мне помогал, когда я о чем-то просила. Был ли ты уставший или нет – никогда не отказывал. Так же с Папой и Мириам. Это была большая поддержка для меня.

Это делало все остальное проще.
Как замечательно ты относишь к Мириам. Такое нечасто встречается между братом и сестрой. Надеюсь, что так будет и в дальнейшем. И с Папой тоже. Ваши дружеские разговоры про то, например, как посадить дерево или кусты в саду – очень приятно слушать.
Мне ужасно осознавать, что придется уходить от вас. Оставлять вас в печали. Этого не должно было быть…
Надеюсь, ты справишься. Попробуй найти хоть немного позитива. Хотя это чертовски трудно. Все же помни, что я всегда тебя очень любила – таким, какой ты есть. Хоть и выглядела порой хмурой или недовольной.
Если станет совсем уж невыносимо – поговори с Папой или Мириам. Не храни в себе долго. Разговор помогает по-настоящему. И еще: может быть выглядит глупостью (хотя я так не думаю), но если написать все, что в тебе скопилось – это дает настоящее облегчение. И никто этого не прочтет, если ты сам не захочешь.
Надеюсь, что у тебя все будет хорошо. Желаю тебе сил все это выдержать.
Прощай, дорогой.
Мама».

Вероника читала и плакала. Она видела этих людей только на фотографиях, знала о них по рассказам Роберта. Теплым чувством прониклась. Их трагедию переживала почти как свою. Как жаль, что не довелось с ними познакомиться. Как здорово, что познакомилась с их сыном…
Маме становилось все хуже. Родные окружили ее заботой, не оставляли одну ни днем, ни ночью. И отчаянно надеялись.
Пока человек жив, жива надежда – на чудо, на Бога, на случайность… Да на что угодно… Есть же примеры необъяснимого выздоровления.
Приближался день рождения Роберта. Он готовился снова удивить семью своими кулинарными способностями, а также собирался испечь торт – купил форму, миксер, розочки из крема в вакуумной упаковке.

День рождения 19-го сентября, а 2-го умерла мама. Розочки тридцать лет пролежали в кухонном шкафу. Не решался ни использовать, ни выбросить.
Память не выбросишь…
Развесил мамины картины в квартире, смотрел, вспоминал…
Однажды мама рисовала рыбака с удочкой, и не получалось изобразить леску, закружившуюся в воздухе. Она долго сидела, пробовала, потихоньку ругалась. Папа заметил, подошел, подсказал. Картина получилась.
Ездили на рыбалку всей семьей. Роберт с отцом нанизывали на крючки зернышки сладкой кукурузы из банки, сестра ныла (она ненавидела рыбалку), мама устраивалась на раскладном стульчике - и с первого захода вытащила приличную щуку…

Мама любила хрусталь. Папа тоже. В отпуске в Германии пошли в магазин хрусталя, чтобы купить красивые рюмки. Маме понравились в стиле «дезирей» - тонкий хрусталь с кружевной нарезкой. Папу привлек стиль «волтера» - края толще, шлифовка крупнее. Мамин выбор он считал непрактичным: слишком тонкие края, чуть нажмешь - разобьешь. Мама считала его выбор грубоватым, лишенным изящества. Поговорили, остановились на компромиссном варианте «фламенго» - не такой хрупкий, как «дезирей», и с более изящной шлифовкой, чем «волтера».

Вон стоят эти рюмки, переливаются на свету всеми цветами радуги. А для Роберта свет будто отключили. Семья распалась. Жизнь распалась – обломки разлетелись, не собрать. Не сообразить – что теперь делать. Всё, что раньше приносило удовольствие, сейчас потеряло смысл. Все, ради кого старался, о ком заботился, кому помогал – как-то разом исчезли.
Сестра вышла замуж и практически порвала все родственные связи. Отец погрузился в горе и отстранился. Роберт возвращался с работы и беззвучно выл на четыре стены.
Иногда после работы заходил к отцу. Заметил: он свет не зажигает, к ужину не притрагивается, хотя готовит каждый вечер – по привычке. Сидит, сгорбившись над остывшей тарелкой: руки на столе, голова поникла, взгляд незрячий. Впервые за тридцать лет один…

Роберт понял: отца надо спасать. Это последний кит, на котором его земля еще держится. Если папа умрет, земля упадет. Роберт, если и выживет, то ненадолго. Человеку надо о ком-то заботиться, чтобы чувствовать свою нужность. От ненужности человек умирает раньше, чем от старости.
Отцу всего 51 год, а он уже сейчас жить не хочет. Заботиться не о ком. Заботиться некому. В квартире, где была любовь, теперь пустота. Роберту надо заполнить эту пустоту. И свою, кстати, тоже.
Высшая степень эгоизма – спасти другого, чтобы спастись самому?
Нет, это не эгоизм.
Роберт никогда не думал о себе. Только о семье. Теперь отец – его семья. Они в одной лодке. Вернее, были вчетвером в лодке, в их личном «Титанике», который напоролся на горе. Один человек утонул, другой выбрался на берег. А двое остались барахтаться.
Как последние пассажиры «Титаника». Выплывут или нет – вопрос…

Этот вопрос Роберт возьмет на себя.
Пусть их «Титаник» идет ко дну вместе с горем, тоской и одиночеством. Они двое должны выплыть. Должны друг друга поддерживать и спасать. Вернее, Роберт должен. Он моложе и сильнее. Он вытащит отца и выживет сам.
Когда речь идет о жизни и смерти, нельзя отвлекаться на что-то другое. Чтобы не отвлекаться, Роберт возвел стену вокруг себя. Он и раньше не отличался общительностью, теперь вообще стал нелюдим. Отгородился от большого чужого мира, создал маленький и свой.

Составил план. Начал с того, что приходил к отцу каждый день, готовил еду на двоих, накладывал себе и ему. Тот смотрел, как ест сын, и сам начинал – за компанию. По выходным устраивали вылазки на природу, фотографировали, рыбачили. Покупали дорогое итальянское вино (тридцать евро бутылка – почему нет, оба работали и хорошо зарабатывали), французский голубой сыр, ели, выпивали, разговаривали. Больше про работу. Никогда про маму.

Рана еще слишком свежа. Боль еще слишком ощутима. Воспоминания – острый нож, который расцарапает рану. А ее надо заживлять.
Это не значило, что они маму скоро забыли. Наоборот, жили с ощущением, что она жива, просто вышла ненадолго. У Роберта висели на стенах ее картины, стояли ее любимые хрустальные вазы в серванте, ее любящие глаза смотрели на него с фотопортрета. У отца в квартире все осталось без изменений. Ее ночная рубашка лежала на подушке, ее кофейная чашка стояла на столе, ее губная помада лежала на зеркале…
Она не присутствовала физически, но… присутствовала.

Душа человека живет в его вещах. Пока они есть, и человек, вроде, где-то рядом…
Долгими осенне-зимними вечерами конструировали старинные корабли. Покупали набор: детали, описание, план. Собирали долго, тщательно, соблюдая историческую верность: чтобы каждый парус на месте, каждый канат, флажок, дырка для пушки… Потом занялись созданием миниатюрной железной дороги. Пару лет потратили. Пришлось поломать мозги, приложить инженерную смекалку – чтобы рельсы совпадали, вагоны ехали, семафоры светились, шлагбаумы опускались и поднимались… Отец увлекся, как ребенок. Переживал, когда что-то не получалось, чертыхался, бросал и снова начинал.

Когда занят делом, меньше времени на тоску. Боль утраты не пропала, но заблудилась среди других мыслей и ощущений. План Роберта сработал. Последние пассажиры «Титаника» были спасены.
Отец проработал на одном предприятии сорок лет. На юбилей ему подарили поездку в Америку на двоих с полным обеспечением: перелет, экскурсии, наличные деньги. Проехали страну от одного океана до другого, от Нью Йорка до Лос Анджелеса. Завернули в Гранд Каньон и Лас Вегас. Каньон поразил километровой глубиной. Лас Вегас – ошеломляющей роскошью.

Это было первое и последнее дальнее путешествие Роберта. Будто на другую планету слетал. На другой стороне земного шара всё другое. Голландия – маленькая, тихая, застенчивая. Америка – просторная, яркая, звучная. Ходили, смотрели, удивлялись. Но разума не теряли. Роберт гордился, что ни цента не проиграл в казино. Они вообще на глупости деньги не тратили. Домой привезли остаток средств, подаренных на карманные расходы, и впечатления - на всю жизнь.
Которой отцу оставалось немного. Заболел. Лечился, вроде выздоравливал, опять заболевал…

Роберт решил - быть рядом. Его пошатнувшийся после смерти матери мир встал на новых китов: любовь, забота и поддержка отца. Встал прочно, монолитно. Не существовало ни одной вещи, которая сдвинула бы его с этого решения. Он практически подарил отцу двадцать шесть лет жизни и никогда не жалел о том, что не завел собственной семьи. Вначале Па и Ма были его семьей. Потом Па – за двоих. Они сильнее сплотились, стали больше, чем родные – стали жизненно необходимы друг другу. Они шли мощным тандемом – не жалея, не вспоминая, не оглядываясь.

Они остались верны одной женщине – жене и матери. На мраморной могильной плите рядом с именем отца так и стояло: «Клятву верности сохранил». А ведь он был вполне привлекательным и еще не старым мужчиной, когда остался вдовцом…
Веронику потрясла история этой семьи. Вернее жертва, которую принес Роберт. И совсем не считал это жертвой или чем-то особенным. Если бы пришлось возвратиться в прошлое, сделал бы то же самое. Забота о других – главная черта его характера. Он и Веронике сказал:
- Теперь ты на очереди.
Веронике странно слышать. О ней никто никогда не заботился. Помогали – да. Но чтобы вот так… Не верилось. Ну, посмотрим.

Присмотримся.
Но уже сейчас видно, что человек необыкновенный. Вероника людей чувствует. Выбирает для общения тех, кто добрее. Кто теплее. С кем легко. Если выбора нет, то и не надо никого. На безрыбье рак – все равно не рыба.
Переборчивая.
Не боишься остаться одной?
Нашли чем напугать. Одиночество ей не враг. Ей самой с собой неплохо. Подводная лодка на полном обеспечении. Говорят, подлодки по десять лет могут не всплывать. Веронике так долго в одиночестве пребывать не приходилось, но если уж случится…
То справится.
Как говорил Омар Хайям: «Ты лучше будь один, чем вместе с кем попало».
У нее вот с Робертом попало. Причем прямо в цель. У Вероники собачье чутье на добро и зло. В Роберте ни грамма зла или другой порчи - как зависть, мстительность, предательство, корысть.

Светлая душа.
Таких не бывает…
Людей без недостатков не бывает…
У Роберта если и есть недостатки, то незначительные. И на солнце есть пятна, как говорится, но оно не перестает быть главным источником света и тепла.
Одно пятнышко проявилось быстро. Вернее, не пятнышко, но не очень приятное известие. Второй день знакомства был днем откровений – с обеих сторон. Вероника призналась в небольших обманах. Роберт признался, что… никогда не занимался сексом.
«Импотент», - подумала Вероника с небольшой досадой. Она тогда еще не знала его истории. Спросила для ясности:

- Ты говорил, что до меня знакомился с женщинами. С одной даже собирался вместе жить.
- Да. Знакомился. С двумя дальше первой встречи не пошло. А с третьей… Она хорошо зарабатывала, была чуть моложе меня, но больна. Не помню чем именно, что-то с ногами. Сразу сказала – ищу мужчину для отношений без секса. Больше для компании. Чтобы по дому помогал, по больницам возил…
«Что-то вроде обслуживающего персонала», - подумала Вероника. В России немыслимо, там здоровых жен бросают, а в Голландии ситуация не такая уж редкая. За примером далеко ходить не надо.

Вот Вероникина новая соседка слева Анна. Через многие испытания прошла: с мужем были нелады, общее дело развалилось, банкротство, развод, больница, потом друг, который ее не ценил, только использовал… А недавно нашла она мужчину, тоже на сайте. Очень быстро, кстати, с первого раза. Увидели фото друг друга, списались, созвонились, встретились. Теперь вместе живут. Петер для нее как нянька. Анна едва на ногах стоит, вряд ли она сексом интересуется. Петер ее под ручку на улицу выводит. По дому всю работу делает, садик ей организовал, окна помыл…
Есть вещи важнее, чем секс. Тем более когда возраст к преклонному приближается… Конечно, хорошо, когда все «в одном флаконе», но для Вероники сейчас характер важнее. Ради любопытства спросила:

- И долго ты с ней встречался?
- Недолго. Три или четыре месяца. Я ей всячески помогал. Она даже стала готовить для меня комнату в своем доме. Но не сложилось. Из-за ее характера. Завидовала и злилась, когда в компании ее друзей они больше со мной общались, чем с ней. Потом не разговаривала или огрызалась. Мой стиль вождения машины ее не устраивал… В общем, я отказался. Хотя это решение далось нелегко.
Удивительно. Переживает, что своим отказом доставил неприятность другому. Замечательный человек. Святой.
Из другой эпохи.
Сейчас таких не делают.
Надо брать.

Вероника написала отказ поездному кондуктору и риэлтеру. Роберт победил конкурентов, хотя если бы узнал – удивился. Он не воин, не победитель. Никогда не был о себе высокого мнения. Не ценил себя. Он такой как есть.
А для Вероники он необыкновенный. Она уже это поняла. Она умеет разбираться в людях, умеет ценить себя и не потерпит рядом холодного, расчетливого эгоиста. Она нуждается в человеческом тепле и готова своим теплом делиться – с тем, кто этого достоин. Роберт достоин. Он кристально честный, душевно чистый. Ну и что, что импотент. Жаль, конечно. Секс она любит и умеет, но сейчас в таком возрасте, когда важнее другое.

Важны вечные ценности. Любовь, забота, поддержка. Роберт именно такой: готов любить, заботиться, поддерживать. Слишком ценен в человеческом плане, чтобы быть забракованным за всего лишь один недостаток.
Наверняка есть еще что-то… По мелочи. Неважно. В общем и целом Роберт ей подходит.
А она ему?
И спрашивать не надо – любовь сияла в его глазах…
Веронике еще не приходилось быть объектом чьей-то любви. А приятно. Необычно. Глядя в сияющие любовью глаза чувствуешь собственную ценность. Мать никогда не глядела на Веронику с любовью. Потому она долго не знала своей ценности. Думала, что хуже других. Боялась всех и каждого. Нежеланный ребенок, дрожащий котенок. Ни утопить, ни полюбить.

Но сидели в этом робком существе гордость и упорство. И еще много чего. Долгий путь преодолела, пока узнала себя настоящую. Прошла через тернии судьбы и не сломалась. Не впустила в себя зло, коварство, двуличие, зависть, жадность. Душа ее светла, совесть чиста. Она хороший человек, лучше, чем многие другие. Но об этом не стоит распространяться. Стоит просто знать и молчать. И уметь себя защищать. Потому что на хороших чаще нападают.

Роберт Веронике подходит. Они на одной волне – по интеллекту, чувству юмора, трезвому (а не политкорректному) взгляду на действительность. Его три кита – и ее тоже. На его любовь, заботу и поддержку она ответит взаимностью.
И, в первую очередь, разберется с его импотенцией. Потому что любит ясность. Во всех вопросах. В неясности жить неудобно – как в тумане. Туман нужно рассеивать, неясность - разъяснять.
Отношения нужно развивать, за первым шагом делать следующий. Следующий шаг – спать вместе. Если у обоих серьезные намерения.

В том никаких сомнений.
Роберт очень явно влюблен – руку ее не выпускает, взгляд не отводит, при расставании смотрит печально, будто уезжает не на день, а на год. Вероника еще не влюблена, но быть объектом обожания ей нравится.
Чего ждать? Пригласила его переночевать.
Переночевали. Лежали в позе «ложечка к ложечке». А утром в нее сзади уперлось что-то очень твердое…
Вот тебе и «импотент».

Ничего. Вероника его «вылечит». Она сейчас опытная и проведет процедуру со всей осторожностью. Для мужчины первый раз очень важен. Должен происходить в удобной для него, привычной, безопасной обстановке. С нежной, любящей женщиной, которой доверяет. Первый облом может отбить охоту до секса надолго, если не навсегда.
А ей это не надо. Ей нужен полноценный мужчина, и она сделает его из Роберта.
Сделала. Удивительно - ему сразу понравилось. Он впервые познал женщину в шестьдесят лет и был по-настоящему счастлив. Вероника тоже. Получила мужчину, половой силе которого позавидовал бы юноша, и по-юношески в нее влюбленного. Смеялась потихоньку - хорош «импотент»…

Роберт влюбился еще сильнее. Хотя куда уж сильнее… Приезжал каждый день после работы, ужинали, ходили гулять, смотрели телевизор, разговаривали, смеялись. Вечером Роберт уходил с тоской в глазах. В рабочие дни у Вероники ночевать нельзя, только по выходным. Иначе отберут пособие по безработице. Совместное пребывание в одной постели законом рассматривается как ведение общего хозяйства и дополнительный доход. Обман государства.
Понятие «дополнительный доход» довольно размытое. По телевизору показывали случаи абсурдного применения закона. Отдельно проживающая мать помогает дочери присматривать за ребенком, иногда покупает ему подарки - дочь лишают пособия. Сын принес матери сумку с продуктами – мать лишают пособия. А если уж поймают на «совместном проживании», то не только лишат пособия, но и заставят выплачивать назад в двойном размере.

Личная жизнь безработных и всех тех, кто получает социальную помощь, находится под пристальным контролем налоговой службы. Конечно, она не в силах проконтролировать каждого, но проводит регулярные внезапные проверки – по собственной инициативе или по сигналу соседей.
Безопасный вариант – жить у Роберта. Он хоть сейчас готов. Но не готова Вероника. Его квартира совершенно не приспособлена для женщины, которая любит и ценит комфорт - не потому что избалована, а потому что возраст уже требует бережного отношения к себе. Телевизор у Роберта маленький, диван жесткий, матрас тридцатилетний. За квартирой он не следил, о комфорте не заботился.

А Вероника заботилась. Потому что если она этого не будет делать – этого не будет делать никто. Здоровый эгоизм, который никому не наносит ущерба. Она и о других позаботится, если возникнет необходимость. Когда Герард болел, она с ним и по больницам моталась, и еду его любимую готовила, и с ложечки кормила, и в доме убирала. Словом и делом поддерживала. Без ложной скромности - практически несколько лет жизни ему подарила…
Если за своим здоровьем не будет следить, начнет болеть – кому от этого выгода?
Никому.

Свою новую квартиру она полностью приспособила под себя. Телевизор с экраном метр по диагонали – читать титры без напряжения. Мягкий диван в форме угла – чтобы сидеть, вытянув ноги, или лежать. Специальный компьютерный стул – чтобы долго сидеть без ущерба для спины и шеи. Матрас, поддерживающий позвоночник - чтобы вставать утром без боли. Матрас особенно важен. В молодости не замечаешь, на чем спишь – тело приспосабливается к тому, что есть. В возрасте же тело выдвигает свои требования, и попробуй откажи – пожалеешь, по докторам набегаешься...
По уикэндам она еще согласна жить у Роберта, но не дольше. А ему не хотелось расставаться ни на день, ни на миг. Он бы ее и на работу с собой брал – лишь бы видеть чаще, просто ощущать рядом.

Он очень явно хотел быть рядом…
Веронике было странно… вернее – непривычно.
Необычно - в хорошем смысле. Она сама не влюбчивая, но умеющая ценить. Роберт накрыл ее своей любовью, как пуховым одеялом – тепло, заботливо и нежно. Вероника отвыкла от постоянного присутствия мужчины, но когда тебя так обожают…
Это приятно. Это не напрягает.
К хорошему быстро привыкаешь.
Вероника стала привыкать.

Поначалу расписание встреч было следующее. Он приезжал каждый день после работы, в пятницу забирал ее к себе, в воскресенье возвращал обратно. Вечером еще не ушел, а уже скучал… Предложил удлинить совместный уикэнд - договорились, что будет забирать ее в четверг. В среду сделают «выходной» - для личных дел, например, уборки квартиры. Потому что по уикэндам было не до того, всегда чем-то интересным занимались.
У Роберта хобби – фотография. Профессиональная аппаратура. Линзы для каждого вида съемок: с близкого расстояния – птичек, дальнего – ландшафтов, движения – гоночных автомобилей или самолетов. Вероника никогда фотографией не занималась, даже на телефон не снимала. Показалось интересным. Получила от Роберта старенькую, но вполне годную фотокамеру, выслушала рекомендации по использованию, начала снимать.

И будто новый мир открыла. Раньше она просто гуляла, наблюдала, удивлялась. Теперь еще и фотографировала. Потом смотрели вместе, обсуждали. Роберт делился опытом, раскрывал секреты хорошей съемки, подсказывал технические приемчики. Вероника с техникой никогда не дружила, все эти новые термины «исо», «ф-число», длинная или короткая выдержка…

Роберту приходилось раз за разом объяснять, как они работают, но Вероника опять забывала. Снимала по ощущению, тренировалась, чтобы чувствовать камеру, чтобы в конце концов снимать если не профессионально, то достаточно хорошо. А может и «очень хорошо» когда-нибудь получится. Самое главное – она увлеклась.
То, что делаешь с увлечением, получается лучше всего, даже если недостает знаний или природного таланта. Говорят, Рудольф Нуриев не имел выдающихся физических данных для балета, но был фанатиком и трудолюбом, потому стал одним из лучших в мире танцоров. Вероника не желает мировых высот, но определенного качества желает достигнуть.

И достигнет. Потому что от природы перфекционистка. Если за что-то берется, делает с душой. А иначе не имеет смысла. И спасибо Роберту, что вовлек ее в свое любимое занятие. Вероника стала замечать вещи, мимо которых раньше проходила, не глядя. Все эти скромные голландские цветочки, растущие по обочине, птички, поющие и порхающие с дерева на дерево, листочки, раскрашенные во все краски осенней палитры… Какое богатство, какое разнообразие и своеобразие. Какой интересный природный мир существует рядом с человеческим. Вероника открывала его и не переставала восхищаться.

Роберт тоже открывал для себя много нового. Первое и самое главное, конечно – он познал женщину. Стал полноценным мужчиной. Он и раньше не чувствовал себя ущербным, но все же… Когда коллеги между собой разговаривали о семье: у кого-то заболела жена, у кого-то дочь не может родить, кто-то с ребенком съездил в парк Ефтелинг – голландский Дисней… - он не участвовал. Все эти простые человеческие проблемы и радости его не касались.

После смерти Па он по-прежнему жил за каменной стеной. Работа-дом. Дом-работа. На женщин не обращал внимания, телевизор не смотрел. Не знал – кто такой Брэд Пит, как выглядит Анджелина Джоли. Зато всего лишь по задним фарам мог определить марку и год изготовления любого автомобиля. Когда вся планета обсасывала подробности разводов голливудских звезд или секс-скандалы знаменитостей, Роберт фотографировал машины Формулы 1 или самолеты на воздушном шоу. Техника интересовала его больше, чем сплетни – пусть и мирового уровня.
Он вообще не интересовался тем, что происходит в мире. Он замкнулся в своем и был… счастлив – точно нет, несчастлив тоже нет. Он просто застыл как бутон цветка на морозе – не умер, и не жил. Ждал тепла.

Женского тепла.
И дождался.
Вот оно – счастье.
Счастье – это любовь. Любовь многолика. Это когда смотришь на человека, и хочется улыбаться. Хочется держать его за руку, гладить, согревать. Сидеть рядом – тесно, чтобы ощущать тепло через толстый свитер. Целовать в прохладную щечку. Говорить милые глупости и вместе смеяться без особых причин. С нетерпением ждать встречи и не хотеть расставаться ни на день, ни на ночь…
Роберт расцвел. Внешне и внутренне. Посвежел - от совместных прогулок после ужина. Похудел, сбросив накопленные за карантин килограммы. Повзрослел внутренне, получил новый опыт - все благодаря этой женщине. Он и не подозревал, что такие существуют. Какое счастье, что он ее нашел. Он ее теперь не отпустит. Не выпустит.

Любовь заставляет человека светиться, включает его внутреннюю лампочку. Влюбленный человек заметен издалека, как фонарь в туманных сумерках.
На работе заметили. И он сам за собой заметил. Он стал как все – в хорошем смысле. Он открылся. Вышел за крепостную стену – к людям. Болтая с Вероникой, он теперь был в курсе происходящего в стране, а не только происходящего в гидравлике. На работе появились новые темы для разговора во время кофейных пауз. Коллеги стали охотнее с ним общаться. Кто-то побывал в новом ресторане и посоветовал посетить. Ресепционистка поделилась тревогами о болезни матери. Бухгалтерша рассказала о своем прошлом в качестве хозяйки бара в Амстердаме. Она, кстати, не прочь была поближе познакомиться с Робертом…

Она опоздала. Вернее – вообще не имела шансов: покрыта татуировками, а они Роберта никогда не привлекали. К тому же курила. Когда-то он тоже курил, а теперь не переносил.
Жизнь поменялась очень быстро и очень круто. Встала с ног на голову, вернее, наоборот – встала как надо. За короткое время свалилось на него множество открытий. Впервые попробовал русскую кухню. Вероника, конечно, не шеф-повар, но готовит вкусно и просто. Щи, борщ, куриная лапша, плов, макароны по-флотски – все это ел Роберт впервые. Особенно удивили соленые огурчики в супе, с недоверием попробовал… а неплохо. Творог никогда не видел, а сырники до того понравились, что брал с собой на работу.

Когда готовишь для любимого мужчины, получается вдвойне вкусно – это закон природы. Себя одну баловать разносолами неинтересно, а двоих – уже стимул вспомнить искусство. Вероника потратила два часа на приготовление кабачковой солянки, завернутой в блины. Это было вообще объеденье. Оставшиеся блины Роберт взял на работу. Разогрел в микроволновке – разнесся такой запах, что у коллег слюнки потекли.
Лето было в разгаре. Вероника жила практически у моря, десять минут на велосипеде. Здешнее море называется Северное и не зря. Оно холодное, неприветливое. Только когда воздух разогревается до 30 градусов, и жара донимает, можно окунуться без опасности заболеть. Вода приятной, прохладной температуры в двадцать градусов – и наслаждение, и закалка для организма.

Жара в Голландии обычно наступает в августе и держится несколько дней, называется «горячая волна». Самое время погружаться в холодную волну. Хотя любителей остыть подобным образом немного. Местные – люди избалованные, купаться ездят на заграничные моря, в родное особо не лезут. Даже в жару мало кто плещется, в основном дети.
Почему-то дети очень любят воду, и температура им нипочем. Вероника к холоду привычная, не зря в России родилась. Не морж, конечно, но и к неженкам себя не относит. Когда после велосипедной прогулки приедет домой мокрая от пота, бежит обливаться водой из крана – лицо и тело до пояса, чтоб быстрее остыть. Ступни тоже ополоснуть – в раковине, по привычке молодости. Для организма легкая температурная встряска полезна.

В одиночку плескаться неплохо, а вдвоем веселее. Приближалась «горячая волна». Вероника завела разговор с Робертом. Он как-то без энтузиазма отреагировал. Оказалось - никогда в жизни не плавал. Даже ногой в море не вступал, хотя фотографии делал: и кораблей, и сёрферов, и морских закатов. Странно. Все равно что жить возле леса и ни разу вглубь не заглянуть.

Жить возле моря и ни разу на волнах не попрыгать - огромного удовольствия себя лишить. С одной стороны странно, с другой понятно: Роберту некогда было о своих удовольствиях думать - за отцом ухаживал. Он даже в отпуске на море ни разу не бывал. В детстве с родителями ездил пару раз в Германию и Австрию - по горам побродить, по магазинам пошататься, да один раз с отцом в Америку.
На предложение Вероники окунуться ответил сдержанно. Особого желания вступать в холодную воду не имел, к тому же опасался: если волной накроет, могут линзы из глаз вылететь.

Но.
В каждого мужчину природой заложена программа: исполнять желания любимой женщины. Вдобавок было все-таки любопытно – что же такое море…
Роберт согласился.
В выходной отправились на местный пляж Кяйкдайн. Стояла идеальная погода: в воздухе душная, тяжелая жара, на море волны в человеческий рост – то что надо. На берегу много народа, в воде почти никого. Роберт и Вероника разделись, намазались кремом от солнца, постояли, прогрелись. Теперь можно и в воду – остывать.
Вероника показала, как надо обращаться с волнами, чтобы не накрыло с головой, не сбило с ног. Заходишь по пояс в воду – дальше нельзя, надо иметь твердь под ногами. Дожидаешься приближения водяной горы, орешь «Берегись!», прыгаешь на гребень и отдаешься на волю волны – она тебя поднимает, потом опускает, потом толкает… и надо вовремя встать на ноги, чтобы не унесло в открытое море - течение тут довольно сильное.

Удивительное ощущение невесомости… единства с чем-то великим… игра… детство… счастье…
Восторг - ни с чем не сравнимый.
Такой не испытаешь ни от одной покупки – будь то хоть вилла на тропическом острове, хоть бриллиантовое колье.
Счастье не покупают.
Его испытывают.
И совсем не обязательно иметь много денег.
Надо иметь немного воображения и не лениться.

Не лениться встать с дивана и отправиться – если не к морю, то например, в лес. Природа – лучший психолог. Уединение – лучшее лекарство для души. В лесу отступает бытовая суета. Забываются проблемы мира. Лес – это другой мир. Он обнимает и увлекает за собой. Предлагает пройтись неспешно. Постоять. Притронуться к дереву, чтобы отдать ему свои заботы и получить новую энергию взамен. Прислушаться к звукам: голосам птиц, шуму ветвей, шороху трав. Присмотреться к жителям: муравьям, лягушкам, жучкам, бабочкам. Полюбоваться на краски: цветов, листьев, мха, диких ягод. Удивиться. Впустить в себя красоту. Поблагодарить за нее. Порадоваться, что живешь, видишь и ценишь.

Вероника научилась видеть и ценить - одиночество учит наблюдательности.
То же самое Роберт. Он тоже видел природную красоту. Запечатлевал на фотографиях. Зарплату тратил не на дорогие шмотки-часы-машины, а на качественные фотокамеры. Фотографируя, забывал об одиночестве. В котором оказался после смерти Па. Одиночество особенно чувствуешь на праздники. Особенно на Рождество. Раньше в этот день он был шеф-поваром: выбирал вино, находил интересные рецепты. Целый день стоял у плиты и не уставал. Потому что не для себя готовил, а для родных. Для самых дорогих. Когда Ма и Па ушли, стараться стало не для кого. В свое первое одинокое Рождество Роберт съел бутерброд и отправился в природный уголок под Амстердамом фотографировать иней.

Роберт и Вероника - из разных стран и эпох, а характерами похожи. Имеют одинаковые ценности - это сближает. Добавляет кирпичик в воздушный замок любви, который в конце концов становится вполне реальным, общим для двоих домом.
Ценности у каждого разные. Есть сиюминутные, а есть вечные. Про сиюминутные и говорить не стоит – они у всех на виду. А вечные – вот они.
В советские времена был лозунг: «Партия – ум, честь и совесть…». Именно эти качества важны. Означают интеллигентность – именно в том смысле, который вкладывал в это слово академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. Это не высшее образование ума, но высшая организация души. Вот один пример из мира кино. Актер Вячеслав Тихонов происходил из простой семьи механика и воспитательницы, был токарем по первой профессии, но так сыграл князя Болконского, что никто не усомнился в его благородном происхождении. Потому что он благороден, интеллигентен от природы.

То, что дано природой, невозможно изобразить, сыграть.
Это сидит внутри.
То, что внутри – то и снаружи. Ни гримом, ни пластическими операциями настоящей красоты не достигнуть. Можно разгладить морщины, но нельзя смягчить злой взгляд.
Зло не красит человека. Красит добро. Но оно должно быть с кулаками – это давно известно. Красоту души надо защищать. Надо не позволять себе делать дурное и не позволять другим делать дурное с тобой.

Вероника не когда не позволила бы себе стать, к примеру, проституткой, даже в труднейшие времена. У нее достаточно ума найти другой, более достойный выход. У нее достаточно совести не причинять вред ближнему ради собственной выгоды. У нее достаточно чести, чтобы не позволять другим унижать себя. На нее никто никогда не поднимал руку, и она не понимает – как некоторые женщины терпят побои от мужей. Интеллигентная женщина такого не позволит. Но Вероника не осуждает – каждый решает за себя.

У каждого свой уровень интеллигентности, а также способности делать выводы, то есть учиться на ошибках. Ошибки делают мудреца, а их повторение – глупца. Мудрость – это жизненный опыт. Никто не учится на чужом опыте. Надо непременно заиметь свой: наступить на свои грабли, получить по собственному лбу, чтобы сделать выводы лично для себя.

У Вероники достаточно опыта, чтобы различать людей. Она сразу разглядела в Роберте глубоко порядочного человека. Он не способен на предательство или измену – чем грешат российские мужья, которых в определенном возрасте тянет на молодух. У Роберта наоборот. Он - успешный во всех отношениях мужчина даже мысли не допускал о знакомстве с молодой.
Ни одна красивая и длинноногая не сделала бы его таким счастливым, как эта не первой молодости русская женщина. Он обрел новый смысл и безмерно благодарен.
Он так желал заботиться о Веронике, что ей иногда хотелось заболеть, чтобы предоставить ему такую возможность…

Но нет. Не надо болеть. Судьба внезапно повернулась солнечной стороной, и не хочется омрачать ее ни болезнью, ни старостью. Впервые в жизни встретился человек, на которого можно положиться. Хочется быть вместе долго… очень долго… до конца…
И верится, что это возможно.
Во-первых, у них нет причин для конфликтов. Во-вторых, они очень похожи. Неправда, что противоположности притягиваются, это только в химии природы. А в химии человека притягиваются похожести. У Вероники и Роберта, конечно, есть различия, но похожестей больше. Это одинаковый уровень интеллигентности – по академику Лихачеву. Это полное отсутствие жадности, зависти, лживости. Уважение чужого мнения и пространства. А также простота. Но простота не души, а ума, который не терпит заковырок и загогулин.

Есть одно замечательное качество интеллигента – тонко чувствовать настроение другого человека. Вероника от природы чувствительная, ее можно обидеть одним взглядом. Роберт такой же. Они ловит ее настроение и перенимает его. Печалится, если замечает ее печаль. Радуется, если замечает ее лукавые взгляды.
Мы часто не осознаем – какое влияние оказываем на близкого человека. Веронике попервости странно было видеть его от нее зависимость. Раньше такое было только с сыном, но он давно вырос и уехал. Связь не порвал, но отдалился. Иногда приходит мысль, что Вероника мало считалась с его чувствами и желаниями. Не по злому умыслу, а по незнанию или обстоятельствам.

Сделала вывода.
Решила быть осторожной с Робертом, чтобы ненароком не обидеть, не потерять.
Чтобы вместе выжить во времена «короны».
Которая, кстати, возникла чисто из-за людской глупости.
Из-за немытых рук.
Уму непостижимо: в двадцать первом веке – во времена освоения космоса и расщепления атома не знать элементарных правил гигиены…
Времена меняются, а люди нет. Технический прогресс идет вперед, а дураков меньше не становится. Яркий пример – история с вирусом «короны». Всё началось на мясном рынке в Китае. Вероника видела документальный фильм. Сидят продавцы, торгуют мясом всевозможным – говядиной, свининой, а также собачатиной, обезьяниной, голубятиной, летуче-мышатиной. В Китае ведь едят все, что движется, от чего европейского человека стошнит.

Журналиста-документалиста, ходившего по базару, чуть не стошнило. Жара, духота, мухи, грязь, вонь. Продавцы едят, не сходя с места, теми же руками, что брали сырое мясо. Вот вам контрасты Китая: в одной из самых экономически продвинутых стран мира напряженка с элементарной гигиеной. Знают – как построить небоскреб, а не знают, что надо мыть руки перед едой. Грязнули и глупцы. Одна страна заразила не только себя, но и двести остальных.

Один дурак может погубить множество умных и талантливых. Наглядная история с композитором Чайковским. В конце девятнадцатого века в Москве бушевала холера. Тогда уже были известны простые способы предотвращения болезни: чаще мыть руки, пить только кипяченую воду. Чайковский отправился с друзьями в элитный петербургский ресторан, попросил попить. Получил сырую воду, заболел и скончался через пару дней в возрасте 53 лет. Искусство потеряло величайшего композитора – фактически из-за нерадивого лакея.

Роберт и Вероника миновали возраст композитора и, скорее всего, минуют его судьбу. Во время пандемии не пренебрегают предосторожностями: моют руки, носят маски, делают прививки. Теперь они должны думать не только о себе, но и друг о друге. Они пойдут по жизни, крепко держась за руки.
Держась за руки, легче сопротивляться волнам эпидемии и...
…волнам Северного моря. Они прыгали на пенные гребни, отдавались на волю воды, парили в невесомости и веселились, как дети. Хохотали, как сумасшедшие. Когда у Роберта смыло солнечные очки – и он напрасно искал их среди пены. Когда Веронику накрыло с головой, сбило с ног – она перебирала по дну руками и еле выкарабкалась на поверхность.

А приятнее всего было, стоя по горло в воде, прижаться друг к другу голыми телами и целоваться, не обращая внимания на людей, волны и возраст… Они в молодости этого не делали, так хоть сейчас испытать, черт возьми!
Роберт впервые опробовал море, и ему понравилось. Конечно, прежде всего по причине Вероники. Однако, пребывая в море новых впечатлений, он не забывал присматривать за сумкой с вещами, оставленной на берегу. Вовремя заметил проходивших мимо двух женщин и одного мужчину - он-то и прихватил, как бы ненароком, сумку. Пришлось кричать, махать руками – мужик сумку отпустил и пошел дальше как ни в чем не бывало…

Для предотвращения следующего случая Роберт купил пляжный тент на двоих – и самим от солнца прятаться, и вещи от чужих глаз прятать. Еще два раза сходили на море, потом жара спала, купаться стало холодно. Придется ждать следующего лета.
А будут ли они вместе следующим летом?
Даже сомнений не возникало.
Когда хочешь быть вместе – врастаешь друг в друга. Опутываешься общими делами, интересами, заботами, радостями – как в коконе. И рождается в нем бабочка-любовь с двумя крыльями, которые трепещут в унисон.
Сердца влюбленных бьются в унисон.
На планете бушует «корона», человечество в печали: заболевшие умирают в одиночестве, живые опасаются подавать друг другу руку, держат дистанцию. А Роберт и Вероника наоборот – сближаются сильнее. Даже как-то неудобно: быть счастливыми на фоне всеобщей катастрофы.

Но нет. Они никому ничего плохого не делают, а делают только хорошее – друг другу. У Вероники сломался кофе-аппарат. Собралась покупать новый по интернету, Роберт сказал:
- Придется ждать несколько дней. Будешь без кофе сидеть.
- Ну и что. Посижу. Подожду. Чай попью.
- Нет. Поехали в магазин. Куплю тебе новый.
Предложение, от которого не отказываются. В тот же день поехали, купили новый аппарат. Вероника довольна - Роберт рад: выпала возможность помочь, сделать доброе дело.

Делать добро – главное в его характере. Помогать – делами и деньгами. Он вообще нежадный. Но не для всех. Только для своих.
Золотое правило: когда мужчина не жалеет денег на женщину, у него серьезные намерения.
У Роберта они с первого дня знакомства.
А у Вероники?
Вроде, тоже да.
Но поживем-увидим.
Год еще не прошел…

Автор Ирина Лем

Друзья, заходите на мой сайт "Ирина Лем приглашает" почитать мои романы и рассказы.

Листая страницы жизни... (Девятый рассказ про Веронику)

Из жизни Герарда получился бы роман в традициях Вальтера Скотта: заморские путешествия, знойные красотки, коварство, любовь…

Из жизни Вероники получился бы роман в традициях Ивана Тургенева: событий немного, эмоций хоть отбавляй. В двух частях - «Россия» и «Голландия». Две страны, как две судьбы одного человека.

Первая часть в жанре драмы, которая едва не закончилась трагически. Несколько светлых страниц и множество скучных, одинаковых, тяжких, без которых вполне можно было бы обойтись. Но как говорится «из песни слов не выкинешь», из прожитой жизни не выкинешь ни дня.

Книга начинается с предисловия. Предисловие человека – семья. У Вероники она была благополучная снаружи и неуютная внутри.

Отец родился за десять лет до войны в деревне Фетисово, затерянной в дремучих калужских лесах. Деревня связи с внешним миром имела слабые, а в весеннее половодье и осеннее ненастье из-за непроходимости дороги становилась вообще недоступной. Существовала на само-обеспечении, в том числе рабочей силой. Где родился, там и сгодился – хочешь того или нет. Крестьяне не имели паспортов и не имели права покидать место рождения. Практически рабы. Трудились без выходных и праздников – не за деньги, а за трудодни и кой-какие продукты от колхоза по числу иждивенцев. Вырваться в большой мир, то есть в город, означало совершить почти такой же подвиг, какой совершил летчик Чкалов, перелетевший из России в Америку через Северный полюс.

У Вероникиного отца отец был председатель колхоза. Он выправил сыну документы и отправил учиться в Калугу, как необходимого в колхозе специалиста. Отец окончил сначала медицинское училище, потом педагогический институт. В деревню не вернулся. Познав свободы не захочешь возвращаться в рабство. Это все равно что Чкалову пересесть с парящего в небесах боевого самолета на кукурузник, орошающий поля.

Отец гордился тем, что был первым жителем Фетисова, получившим высшее образование. В Вероникиных воспоминаниях он остался, как закрытый, отстраненный человек, «себе на уме», по-тургеневски «бирюк». Внутреннее зло в нем сидело. Редко но метко мог иногда ранить, как ножом полоснуть. Три достоинства «не пил, не курил, матом не ругался» не помогли ему найти друзей в рабочем поселке Иваньково. Единственный приятель, инженер завода по фамилии Бовкун приходил раз в неделю играть в шахматы, другой раз отец ходил к нему. По ходу шахматной партии обсуждали политические новости строго в рамках «курса партии».

Когда Бовкун скоропостижно умер, отец замену ему не нашел. Да особо и не искал. Вечера проводил дома перед телевизором – хмурый, неулыбчивый, неразговорчивый. Трудно представить, что когда-то он был романтичным молодым человеком, который ездил в Москву на первый международный Фестиваль молодежи и студентов и познакомился там с девушкой из Чехословакии по имени Маргит. Ее фотография лежала в семейном альбоме. Красивая, темноволосая, с прической по моде пятидесятых – крутой локон надо лбом завернут назад, мягкие кудри обрамляют лицо, глаза глядят открыто и немножко вызывающе. Советские женщины так не смотрят. Вероника в первый раз увидела, подумала – зарубежная артистка.

Отец больше никогда не встречал Маргит, зато в жены выбрал девушку, на нее похожую. Будучи на девять лет старше жены, он поначалу пытался командовать, навязывать ей свой образ бытия. Но мать, по характеру полная его противоположность, быстро поняла: если его слушать, превратится в «бирючку», что не входило в ее планы. Она любила быть на виду, красиво одеваться, болтать с каждым встречным, излучать добродушие. Любила, чтобы ее любили чужие и слушались свои.

Сама же на любовь была скупа. Семью держала в ежовых рукавицах, в том числе мужа. Каждое воскресенье Вероника с братом просыпались от ругани на кухне – это мать воспитывала отца. Дети его не жалели. Отец жил среди своих как чужой. Инопланетянин. Ни разу в жизни не спросил у Вероники «как дела?», тем более не выказывал знаков любви. Видно, не испытывал. С детьми существовал параллельно – не пересекался, не разговаривал. Зарплату жене отдавал и считал долг перед семьей выполненным.

В отпуск ездили поначалу вместе, потом он один, в разные места Союза и заводил там романы. Вероника как-то обнаружила на даче фотографии отца в обнимку с чужими тетками. Подличал втихаря. А с Вероникой подличал в открытую. Потом, уже после смерти матери. Казалось бы – горе должно было их объединить. Но… не случилось.

Самые большие подлости ей сделал родной отец.

Не хочется вспоминать.

И мать не хочется вспоминать. Досталось Веронике от нее… Есть выражение «Про мертвых или хорошо, или ничего». Выражение кто-то укоротил и исказил смысл. В полном виде оно звучит «Про мертвых или хорошо, или ничего, кроме правды». Правда в следующем.

Мать, рожденная в конце мая, на сто процентов соответствовала своему знаку Близнецы. Две противоположные натуры в ней уживались. Одна - злая, вечно недовольная, строгая, придирчивая. Мать много ругала Веронику, ни за что. Просто ради разрядки. Ради подзарядки. Что картошку ей не догадалась сварить или тарелки вовремя не помыла. Ругала истерично, будто Вероника совершила страшное преступление и достойна расстрела или сжигания на костре. Мать расстреливала ее словами, испепеляла глазами.

Но бывали у нее моменты, когда желание поговорить «по душам» возникало. Видно, ее мятущаяся натура просила покоя и тишины. Душевного разговора. Самое сокровенное абы кому не доверишь, а дочери можно. Она молчаливая, как рыба, все выслушает и дальше не передаст.

Бывало, сидит мать на кухне - наелась, напилась, размякла, успокоилась. Глаза обычно колючие, смотрят мягко, почти ласково. Была бы она всегда такая…

Рассказывает. Складно, будто повесть пишет.

Про детство – без отца, без матери, с бабушкой и дедушкой, в бревенчатом доме с туалетом в курятнике. Про школу и Сашку Терехова, как он выражал свою любовь, обращал на себя ее внимание. Дергал за косы, обливал чернилами. А однажды распял ее у стены, как Христа, стукнул левую руку и разбил часики, дешевые, но дорогие, потому что ни у кого в классе часов еще не было.

Они собирались пожениться, но помешал учитель химии, будущий отец Вероники. Он подождал, пока мать вырастет, и предложил выйти замуж. Он был с положением и уважением, а Сашка – кто? Оболтус без перспективы. Бабушка сказала: выходи за учителя, он образованный, в земле не копается, хорошую зарплату получает. Мать и вышла. А Сашка потом окончил мореходку, стал капитаном, ходил за моря. Получал бешеные деньги.

Один раз, когда Вероника уже родилась, он приезжал, предлагал матери с ним уехать. Мать представила: бросить работу, оторвать дочь от отца, уехать куда-то далеко… Страшно. Слишком крутой поворот, а что за ним – неизвестно. Она была шустрой на своей территории, со своими людьми, а в чужих краях… Здесь она всех приструнила и поставила по стойке «смирно», а там могут ее поставить. Капитан собой командовать не даст. Придется ей подчиняться. А подчиняться не так сладко, как подчинять.

Отказалась.

Сашка потом заместителем начальника порта работал – то ли одесского, то ли херсонского, жил у моря. А мать так в иваньковском болоте и пробултыхалась.

Иногда на нее «стих» находил, она рассказывала истории, которые случались в практике учителя начальных классов. Рассказывала увлекательно, в лицах, передразнивая учителей, уборщиц, учеников и директора школы Николая Николаевича, которого за глаза все звали «шеф». У нее был талант комедианта. Смеялись вдвоем во все горло, гоготали. За те моменты Вероника ее прощала и терпела. И любила. А мать ее не любила. Даже в раннем детстве.

Несмотря на это, детство Вероники до девяти лет – когда родился брат, протекало безмятежно и полнилось открытиями, которые совершает каждый маленький человек перед тем, как стать взрослым, забывшим удивляться.

Детство пишется не словами, но картинками.

Веронике года три-четыре. Она не ела сыр. Как-то мать порезала продолговатыми кусочками и сказала «Это машинки. Заезжают в рот. Вот так!». Вероника верила, открывала рот и съедала «машинку».

В детском саду она часто болела и перестала ходить. Мать брала ее с собой в школу, сажала за парту рядом с кем-нибудь из учеников и начинала урок. Вероника не сводила с матери глаз. Какая она умная, красиво одетая, как хорошо рассказывает, а дети слушают и делают то, что она говорит. Тихое счастье накрывало: это ее мама. И гордость за себя – сидит в школе, среди старших учеников, как большая, хоть и маленькая.

Один мальчик показал ей книжку сказок, совершенно замечательную – с картинками, которые объемно встают, когда переворачиваешь страницу. Листая, Вероника забыла про все на свете. Первое потрясение детства - держать в руках волшебство.

Поездка в Ялту, кукла Поля на ночном столике в гостинице «Звездочка», нарядная толпа на бульваре. Девочки в розовых, белых, голубых капроновых платьицах с пышными юбками. Мальчики на самоходных машинках, крутят педали, выворачивают руль. Веронике хотелось и в платьице пройтись, и в машине покататься. Но не довелось. Не беда. Зато она с папой и мамой. Ее берут «на ручки» по первому требованию.

Отца в своем детстве Вероника не запомнила, он присутствовал на заднем плане. На переднем мать.

Маникюр на ее руках – нежно-розовый, блестящий, пахнущий крепко и не знакомо. Красота. Если бы мать каждый день делала маникюр, Вероника каждый день нюхала бы ее руки.

В прихожей стояли черные туфли-лодочки: нос уголком, каблуки похожи на рюмки: верхняя чашечка плавно перетекает в ножку – тонкую, как гвоздик. Фантастически прекрасные туфли. Приковывали взгляд, будто обладали магнетической силой. Вероника надевала их, когда никого не было дома. Ходила, волоча по полу, стуча гвоздиками. Мечтала, чтобы ноги побыстрее выросли, и туфли стали впору.

Тогда станут впору и наряды. У матери их полный шкаф. В советские времена красивую одежду в магазинах не продавали. Мать любила хорошо одеваться и шила у знакомой портнихи. Одно платье Веронике запомнилось: розовое, с красным бантом на груди, концы его тянутся до подола. Платье расклешенное, укороченное, открывающее ноги. Ноги у матери потрясающие. Отец однажды сделал фото: юбка чуть ниже колен, под ней крепкие, скульптурно вылепленные икры и ступни в туфлях-лодочках. Шедевр.

Как-то Вероника копалась в старых вещах и откопала черную шляпку с вуалью. Мать носила ее чуть на лоб и набок - Вероника видела на фотографии. Милое, улыбчивое лицо. Мать в молодости была красавица. И Вероника будет красавица. Будет носить шляпку с вуалью, платье с бантом и туфли-лодочки.

В пять лет Вероника хотела походить на мать.

Она хотела мать – не издалека, а ближе, ощутимее. Один раз попросила рассказать на ночь сказку. Мать легла на кровать спиной к Веронике, проговорила нечто по-быстрому и ушла. Не поцеловала, не обняла, не погладила…

Не любила.

Вероника не рассуждала «любит-не любит». Думала, что так и надо. Детство живет ощущениями. Если есть кто-то, кто о тебе заботится – уже хорошо.

Беззаботное детство кончается, когда поступаешь в школу. Наступает отрочество. Так его в старые времена называли. А в советские - «школьные годы».

В школу Вероника пошла с удовольствием в том числе и потому, что там работала мать. Они теперь были ближе, занимались как бы одним делом, в одном доме. И ничего, что дом похож на тюрьму – с болотно-зелеными стенами коридоров, грязно-коричневыми партами в чернильных пятнах, туалетом с дыркой в полу…

Первые четыре года Вероника училась на одни «пятерки». Она умненькая и любопытная, а в начальной школе каждый день что-то новое изучают. Знания впитывала легко, без нажима, как губка. Старательно вписывала карандашом буквы в разлинованные, наклонные квадратики прописи. У нее будет такой же красивый почерк, как у мамы – когда та писала планы или проверяла тетрадки, Вероника сидела рядом, смотрела, впитывала.

В пятый класс переходила с желанием научиться чему-то еще более интересному. Например, иностранному языку.

В советские времена в школе изучали один лишь немецкий. Идея та, что если опять придется воевать, то надо знать язык врага. Под «врагом» подразумевалась Германия, хотя вслух не говорилось. Немецкий преподавала Светлана Эдуардовна Керн – сухая, как вобла, от того злая, может и хороший человек, но никчемный преподаватель.

Плохой преподаватель – это преступник. Он убивает желание изучать предмет, который преподает. Вероника мало чего запомнила из немецкого, зато запомнила, как Светлана Эдуардовна дралась с нерадивым учеником Генкой Морозовым, причем вся группа была на стороне Генки. Желание к языку отбилось начисто. В конце обучения Вероника, лучшая ученица, кроме как «данке шён» по-вражески не сказала бы ни слова.

С пятого класса начались самые нудные страницы жизни. На уроках тоска зеленая, спать хотелось. Годами изучали предметы, которые никогда не пригодились потом. Интересных событий ноль. О первых влюбленностях, школьных романах не шло и речи. Мальчишек в классе в два раза меньше, чем девочек, и те какие-то тюфяки. Одного звали Сашка Суворов. Но как же он не подходил к своему героическому имени: маленький, плюгавенький, сидел сгорбившись, как старичок, матерные слова на парте вырезал да «сопли жевал»…

Первого сентября после торжественной линейки отправлялись решать примеры. Которыми загружала учеников серая, скучная, старая дева Татьяна Дмитриевна.

Обиженный судьбой преподаватель не в состоянии увлеченно преподавать. Математику не любили и про учительницу говорили, когда она шла на урок: «Танька мчится, Танька скачет…».

Азы математики Вероника освоила только из необходимости учиться на «четыре и пять». Она имела гуманитарные наклонности, а именно - к литературе, музыке, живописи. Искусство развивает душу, а что развивает алгебра? Зачем простому человеку знать – как извлекать квадратные корни? Тем более что они давно извлечены и записаны в таблицу. Никто же не ходит по улицам с книжкой таблиц. А вот с книжкой стихов ходят.

Пожалуй, один предмет она ждала с нетерпением – астрономию. Но и тут разочаровалась. Астрономия была бы интересна, если бы ее преподавал человек с фантазией, немножко «не от мира сего», похожий на сказочного звездочета. А не старая дева Фаина Аркадьевна – какая-то нескладная, не по-русски смуглая, с усами над верхней губой, не состоявшаяся ни в личной жизни, ни в профессии. Через несколько лет ее разжаловали из учителей в воспитатели продленки. Она умерла в пятьдесят один год – одинокая, несчастная.

Впрочем, почти все учителя были несчастные - и те, кто замужем, и те, кто нет. Их семейные обстоятельства ученики знали досконально, потому что поселок – та же деревня или коммуналка, где семьи живут отдельно, но все равно вместе.

Первая Вероникина учительница Анисья Абрамовна. Ростом чуть выше своих первоклассников, полненькая, беззлобная. Ругалась в одном случае - если кто-то забыл дома тетрадь, обзывала «кукушки беспамятные». Муж ее Петька тоже был добрый, только пьяница. Таковым и попал под автобус со смертельным исходом. Сын Вовка не работал, пил, сидел на шее у матери. Дочь Женька вышла за Серегу Колесникова - алкаша, зато на лицо приятного.

Химичка Мария Александровна имела длинную русую косу, укладывала ее на затылке вкруг. Добрая до такой степени, что надо было очень постараться, чтобы получить у нее двойку. Пять лет она называла Ольгу Михалчеву Наташей, по имени старшей сестры, которая училась на два года раньше. Называла по рассеянности - ее бил муж, даже во время беременности. Она приходила на работу с синяком под глазом и жутко стеснялась. Позже сошла с ума и шаталась по поселку с растрепанной косой.

У географички Галины Кирилловны был хороший муж, но неудачные сыновья, оба спились и так и не женились несмотря, что в поселке невест как собак нерезаных.

Математичка Татьяна Дмитриевна долго не выходила замуж, потом сошлась со вдовцом Лебедевым, но совместной жизни не получилось. Он застрелился, а она повесилась.

От физрука, непьющего и некурящего Владимира Петровича ушла жена с двумя детьми - редчайший случай, и пошли разговоры, что у него не все в порядке по мужской части. Петровича подобрала заведующая почтой Любка, родила ребенка и восстановила его мужское достоинство.

Учитель пения Иван Петрович по прозвищу «баян», весельчак и здоровяк, после шестого урока бегал по коридорам, собирал людей на хор. Никому не хотелось петь на пустой желудок, и хор редко собирался полностью. Позже Иван Петрович умер от укуса пчелы, и все удивлялись – как одной маленькой пчелке удалось уложить в гроб здоровенного мужика.

«Школьные годы чудесные!» - пелось в популярной песне.

Может, где-то они и были чудесные, но не в Иваньково. Каждое утро тянулись ученики из дома в школу и мечтали, чтобы она сгорела. Мечтали все без исключения: и отличники, и хорошисты, и двоечники, и очень возможно сами учителя.

В те годы не произошло ничего, достойного вспомнить. Перелистать и забыть. Вероникин класс десять лет просидел вместе, но дружным не стал. Окончили и разлетелись. Если встречались случайно в магазине или в автобусе, здоровались и все.

Через двадцать пять лет встретились три одноклассницы: Вероника, Олька Михалчева и Танька Кронштадская. Вероника приехала из Гааги проведать сына. Танька приехала из Киева проведать мать. Олька никуда не уезжала.

Посидели, выпили. Рассказали о своем житье-бытье. Олька замуж так и не вышла, детей не имела, зато имела внучку – дочку племянника, сына сестры Наташи. Сын разбился на мотоцикле, жена его занялась устройством личной жизни. Девочку воспитывали две бабушки – родная и двоюродная. Она была единственным светом в их окошке.

Танька вышла замуж в Киев и там прижилась. Сменила свою боевую фамилию на типично украинскую Неручко, родила двух девочек, научилась готовить суп с галушками, говорить на «мове». Работала в детском саду. Дома ухаживала за лежачей свекровью. Ухаживала на совесть – свекровь дожила до 92 лет. А Танька сетовала, что вот за чужой матерью смотрит, а своя как сирота.

Вероника рассказывала немного и неохотно. Она пребывала в неуверенном состоянии. Хоть и переехала за границу, но наполовину - сына еще не перевезла, паспорт тамошний не получила. С мужем отношения не ладились из-за его привязанности к прошлой семье. Вероника ничего против его детей и прежних жен не имела, честно собиралась подружиться. А Симон со своей бывшей женой-марокканкой наглели. Думали про Веронику: язык не понимает, значит, неполноценная, паспорта голландского нет, нет и прав. Пусть смотрит и молчит в тряпочку, а то пинка получит и полетит обратно в иваньковское болото без права возврата в голландский рай…

В общем у каждого своя печаль. Надо выпить. Выпили под любимый тост "Пусть сдохнут те, кто нас не любит!", вспомнили ржачные моменты из молодости. Как Олька шла по дороге, зацепилась за травинку и упала с каким-то кинематографически комедийным эффектом: сначала мелко перебирала ногами, потом поехала носом вперед, взмахивая руками, как подбитый лебедь крылами, и наконец легла на живот, ухом к земле, будто слушала, не бегут ли за ней охотники. Как Танька обнималась в подъезде с Сережкой Новиковым, у нее громко лопнула пуговица на лифчике, получилось будто она пукнула. Как Вероника прыгала через бревно, зацепилась мягким местом и встала на голову с той стороны бревна, похожая на перевернутую статую…

Про школу ни слова. Черная дыра.

Вообще школа должна быть совсем другой. Более практически направленной. Да, человеку требуется умение решать задачи – но не отвлеченной тригонометрии, а каждодневного бытия. Требуется умение правильно, здорово, красиво существовать. Искусству жизни надо учить. Оно многообразно: искусство общения, разговора, дружбы, любви. Искусство обращения с деньгами, со стариками, с чужаками, с коллегами. Искусство проведения свободного времени, рождения и воспитания детей, доброго отношения к животным…

Высшая математика простому смертному зачем? Пусть ею высшие математики занимаются. Научили бы Сашку Суворова красоту понимать, направили бы в правильное русло его желание вырезать, глядишь не позволил бы он себе сидеть «сопли жевать», а стал бы плотником, создавал бы красивые дома, вырезал мебель собственноручно…

Красоте, радости, увлеченности было не место в стенах советского учебного заведения. Там примеры, диктанты, контрольные работы, оценки успеваемости.

В школу учащиеся шли, как на каторгу заключенные – еле передвигая ноги и с понурой головой.

Как на каторге тянулись юные годы Вероники: каждый день одно и то же и никакого просвета. Казалось, не будет им конца. В школе тоска, дома террор. После рождения сына мать «с катушек съехала». Нелюбовь превратила в ненависть. Но опять же типично для Близнецов – в двойственной манере: она хотела для дочери хорошего, но делала всё, чтобы у той ничего хорошего не получилось.

Когда ненавидишь человека, в нем раздражает буквально все. Матери не нравилось в Веронике все, и она не стеснялась высказывать. Некрасиво жует. Некрасиво ходит. Ноги – сардельки. Лицо, как у лошади. Нос в точности, как у отца, что означало – уродство. И так далее. Все не так, все плохо. Каково юному существу, девочке слышать про себя гадости, причем от самого близкого человека, которому веришь безоговорочно?

Вероника верила и страдала. От материнской ругани и злобы до искр из глаз. От напрасных обвинений, обзывательств. Недотепа, нахлебница, лентяйка-лоботряска, рохля… И Вероника верила, что рохля и размазня, ни на что не способная, что хуже ее нет человека в поселке. И даже сосед-алкаш Витька Авилов, от которого за километр несло сивухой, больше заслуживает человеческого отношения, чем она. По ночам плакала, искала смысл своего существования, спрашивала «за что?».

Неужели террор никогда не кончится?

Уехать бы…

Вероника билась, как птенчик в клетке – внутри невмоготу, а вылететь страшно. На воле она не выживет. Не приспособлена к самостоятельности. Умеет только подчиняться и клевать из чужих рук.

Без матери она пропадет. Семидесятые годы - времена «застоя» и тотального дефицита. Нужно быть «пробивной», иметь «блат», чтобы жить прилично. А Вероника налаживать «нужные» контакты не умела, она и в обычных контактах не сильна. Одну подружку завела и на том спасибо. В школе постоять за себя ни-ни, хорошо, что мать учительницей работала, иначе гнобили бы ее все кому не лень. «Пробивать», «доставать» - за пределами ее заячьего характера. В магазин сходить проблема, попросить что-нибудь взвесить – на грани возможностей. Продавщица глянет требовательно, Вероника покраснеет, как свёкла, пролепечет что-то и сама не разберет…

Перед взрослыми робела до немоты. Если у нее что-то спрашивали – впадала в ступор и ощущала, как горячая волна поднималась к волосам, заливала лицо. Осознавала, что глупо выглядит, и краснела сильнее, прямо-таки полыхала. Страх одолевал, вроде, беспричинный, но глубоко сидящий: она в чем-то виновата, сейчас на нее наорут, а то и прибьют. Взрослые имеют право, они умнее, сильнее, а она – рохля, никчемная, двоечница по жизни, хоть и отличница…

Те страницы в ее судьбе писал кто-то злобный – пером, обмакнутым в ядовито-фиолетовые чернила. Перо царапало, чернила впивались, раны саднили, слезы текли.

В то же время кто-то добрый – легко, без нажима писал по-шпионски незаметными чернилами между строк.

Между строк ее реального бытия происходила другая жизнь – скрытая от всех, самая настоящая, хотя и придуманная.

В общем сплошная «война и мир».

От войны с матерью она убегала в мир книг.

Один из плюсов советского времени то, что бульварщину не печатали, а печатали качественную литературу. Минус то, что книги, как и колбаса, были в дефиците.

Без колбасы можно прожить, без книг нет.

В семье Вероники хватало и того и другого – благодаря матери. Она не была «пройдохой», которая «без мыла влезет», зато во всех магазинах работали родители ее учеников. В продовольственном ее обслуживал без очереди грузчик Прохоров - увидит, подзовет, принесет сверток, возьмет деньги. А в свертке окажется глыба замороженного минтая, или кусок печени, или полбатона вареной колбасы. Алла Петровна из промтоварного помогала «доставать» мебель, кое-какое золотишко. В книжном Нина Валентиновна продавала ей книжки «из-под полы».

Мать покупала и клала на видном месте. Сама она ничего не читала, кроме журнала «Учительский», там, видно и почерпнула «мудрости» по воспитанию дочери. Любовью не баловать, поцелуев не дарить, в объятиях не держать. «Буржуазным» нежностям не место в «обществе нового типа». Хотя через девять лет место нашлось – мать обрушила их на сына. А с дочерью обращалась как с падчерицей.

В сказках падчерицам сначала тяжело, потом хорошо. С Вероникой именно так и произошло. Все-таки не врут сказки…

Правда, ее «потом» прилично запоздало. На два десятка лет. Но видно так было задумано кем-то Свыше. В природе всему свое время и всё по порядку. Весна после зимы, удача после несчастья - иначе не заметишь, не оценишь. После развала страны и кошмара, за ним наступившего, Вероника оказалась в голландской сказке, хотя поначалу и там горюшка хлебнула… Все же спасибо матери за нелюбовь - она била Веронику словами и, сама того не ведая, вбила железный стержень, научила не ломаться.

А книги научили мечтать.

Вероника никогда не мечтала о материальном – вещах или еде, потому что не жила в нищете и не видела у других. С материальной стороны поселок был благополучный. Слово «безработица» слышали только по телевизору в новостях про заграницу. Пили многие, но втихаря, и под забором старались не валяться. Разводились редко, дети росли в полных семьях. Преступность ограничивалась мелким воровством да мордобоем по пьяной лавочке. Нищие, бездомные, лазающие по помойкам, попрошайки появились много позже.

Не мечтала Вероника и о замужестве. Семья – это груженая телега, которую в одиночку тянет женщина, особенно если муж пьющий. И даже если не пьющий, как у матери, все равно тяжко. Плохая семья не нужна, а хорошую создать не получится. Она рохля и неумеха – крепко засело в голове. Когда подружки массово выходили замуж, стараясь успеть до двадцати (потому что после двадцати – старая дева, и жизнь прошла, хотя только началась), Вероника брала книгу и отрешалась от мира «сего».

Создавала свой. Там ее никто не ругал, не упрекал, не доводил до слез. Там ее принимали, какая есть, и не рассматривали под микроскопом, выискивая недостатки. Там ей доверяли и звери, и люди - принимали в семью, предлагали дружбу, делились самым сокровенным. Знаменитые писатели рассказывали ей свои истории, она впитывала и воображала себя героиней тех историй. В нее влюблялись рыцари, герои и даже короли, она чувствовала себя им равной. Душа ее распускалась, как цветок, источала фантазии, как ароматы. Мечты питали ее свежими соками. Ветер приключений овевал.

Хорошая книга плохому не научит. Кто прочитал «Белый Клык» Лондона никогда не ударит животное. Кто прочитал «Телеграмму» Паустовского никогда не забудет родных людей. Кто прочитал «Алые паруса» Грина никогда не выругается матом…

Книга – это сила. Она делает из человека - человека. Лепит изнутри. Заставляет быть умным. Ответственным за себя и близких. Способным на поступок, на оценку ситуации, на поиск выхода, на протест. Недаром тираны всех времен первым делом уничтожали книги.

Хорошо, что те времена прошли, иначе нечем было бы Веронике удовлетворять любопытство ума в скуке повседневности. И хорошо, что первые впечатления жизни она черпала из чистых источников, из умной литературы. Заодно впитывала грамматику русского языка. Никогда не учила правила и писала сочинения без единой ошибки. Языку учатся не по правилам, а по писателям. Воображение развивают картинами, нарисованными словами.

Отведав настоящего, легко раскусить подделку. Как-то попался сборник репродукций с картин русских художников. Вероника читала историю создания, подолгу рассматривала, раздумывала. «Сестры Гагарины» Боровиковского – черноволосые, черноглазые красавицы. На них походили Вероникины подружки Галька и Маринка Лабович. Их так и называли «сестры Гагарины». Портрет написан двести лет назад, а каноны красоты не изменились. Красоты настоящей, а не накрашенной или прооперированной.

И каноны настоящей души не изменились.

«Явление Христа народу» - фраза, ставшая крылатой в ироническом смысле, и мало кто знает, что это название картины художника Иванова. Вероника рассматривала ее часами. Главный герой - Сын Божий стоит не в центре, а на заднем плане. Вот скромность и тонкость души. Не в том ли Истина…

Истинные ценности постепенно просачивались в Веронику. Она росла в компании главных героев, а главные не бывают подлецами. Зависть, коварство, жадность, жестокость, присущие второстепенным персонажам и обычным людям, не проникли в нее.

А проникла тихая деликатность, хотя есть подозрение, что Вероника с ней родилась. «Тургеневская» девушка. Породистая изнутри и снаружи. Порода у человека видна так же, как у собаки – дворнягу с овчаркой не спутаешь. Как-то одна женщина на работе сказала: я тебя первый раз увидела и подумала «дочь генерала». То есть из благородного сословия, из дореволюционных дворян.

Каким шальным ветром, перепутавшим прошлое и настоящее, занесло ее в поселок, где два сословия – рабочие (на заводе) и обслуживающие (в торговле), между ними прослойка – инженеры и учителя, которые тоже не похвастались бы дворянским происхождением? Большинство мужского населения, а также кое-кто из женщин – пьющие.

От осинки не родятся апельсинки. От пьяницы не родится «тургеневская» девушка с наивностью во взгляде. Там в основном хабалистые рождаются, у которых в глазах по пятаку.

Вероника не дочь генерала, но и не хабалка. Ручонками не теребит, глазками не рыщет - где бы чужое ухватить. Она скорее свое отдаст. Физически не способна обмануть, сделать подлость, поступить низко, выругаться грязно. Мат не присутствует в лексиконе того, кто учился языку у Толстого, Чехова, Паустовского, Куприна.

Если бы имела актерский талант, с легкостью сыграла бы придворную даму, а то и королеву. Удалось же актеру Тихонову, по профессии токарю, органично сыграть графа Болконского. А у Вероники профессии нет, образование десять классов да заочный техникум – уже не помнит, по какому профилю. Зато куча прочитанных и продуманных книг.

Рэй Бредбери говорил: «образование я получил в библиотеке».

Высшее человеческое образование. То же самое у Вероники.

Честности, деликатности, доброте в университетах не учат. Это врожденный талант. Это рамки, которые ставишь сам себе и за которые - ни ногой. Это правила, которым следуешь, хотя никто тебя не заставляет и не контролирует.

Порядочность въелась в Веронику, как золотая пыль в пальцы ювелира. Как-то летела из Амстердама в Москву, разговорилась с соседкой. Угадала в ней коренную москвичку. А та в свою очередь угадала глубоко порядочного человека – того, кто честен с другими, пусть и незнакомыми. Честные люди видны вооруженному опытом глазу так же, как обаятельные мошенники или улыбчивые сволочи.

Мимоходом, в разговоре Вероника сказала, что не имеет рублей, а поменять евро в Шереметьево не сможет – слишком поздно, обменники закрыты. Заплатить за такси будет проблема… Собеседница тут же предложила денег, приличную сумму, и даже не спросила, сможет ли Вероника отдать. Зачем спрашивать? И так ясно. Отдавать долг принято среди коренных интеллигентов, дореволюционных еще.

К которым относятся коренные москвичи. Они – себе на уме, кому попало не открываются, помощь не предлагают. Сохранили старорежимную сдержанность в стране рабочих и крестьян, которые в угаре революции сжигали бесценные произведения искусства и испражнялись в ящики антикварных столов. Шутка пролетариата – откроешь ящик, а там – сюрприз!

Нищая духом шутка.

Вероника не была нищей, даже когда считала каждую копейку.

Она никогда в жизни не брала чужие деньги – это груз, который взваливаешь на плечи, и пока не рассчитаешься, он будет давить. Сама давала в долг несколько раз, потом зареклась. Это тоже груз. Люди не возвращают, становится стыдно за них и жалко себя. Приходится напоминать, унижаться, чтобы вернуть свое же.

Короче, от предложения попутчицы отказалась. По одной простой причине – если не получится отдать, она же с ума сойдет…

Кто-то скажет «старомодно». А что Веронике до того - кто что скажет. Может и старомодно – поступать порядочно, зато проще. Простота – закон природы.

Ее личная природа не позволит опуститься до подлости - искать «место под солнцем» за счет других, рваться к кормушке, работая локтями и пинками. Она встанет в очередь и будет ждать своего часа. Если одна кормушка опустеет, она поищет другую. Возникнут трудности - будет преодолевать, а не заливать водкой. Плакать, жаловаться, завидовать - бесполезная трата себя. Вероника пьет редко, еще реже плачет. Никогда не жалуется. Не марает душу завистью и злобой.

Душа – тонкая материя, она пятен на себе не любит. Редко кому удается сохранить ее в чистоте среди грязи мира. Зато в ответ на заботу душа отплатит тишиной и спокойствием. Еще подарком наградит в виде интуиции.

Интуиция – это подсказка. Это шепот твоего личного ангела-хранителя. Только нужно научиться его слышать и слушаться.

Раньше Вероника слишком слушала мать, как неуверенная артистка слушает суфлера. Жила по чужому сценарию, играла чужую роль - без огонька, без вдохновения. Сделанное без вдохновения не очень-то удается. Первая половина жизни у Вероники не очень-то удалась.

Только когда стала жить по своему сценарию, следовать суфлеру внутри себя – всё получилось. А вместе с ней получилось и у ее близких.

Переехала в Голландию, сына перевезла. Когда стало ясно, что возвращаться не собираются, брат продал родительскую квартиру и свою, купил жилье в Москву. Там насчет работы получше и больше перспектив для дочери. На половину родительской квартиры Вероника имела право, ее доля составляла тридцать тысяч долларов. Могла бы приехать, потребовать, в случае невыплаты – поскандалить, вырвать из горла...

Не приехала. Не вырвала.

Иначе потеряла бы брата. Сколько таких примеров. Родственники становятся врагами из-за наследства. Кому польза?

Никому. Интуиция подсказала: ты устроена, не богачка, но и не нищая. Брату деньги нужнее. Он тебе тоже помогал. Когда ты устраивалась в Голландии, он присматривал за сыном, подкармливал, брал с собой на юг.

За добро - добром. Закон Вселенной.

Семья дороже денег. То же самое Стив Джобс перед смертью говорил. А Вероника раньше его поняла.

Есть люди, которые живут умом. Есть люди, которые живут сердцем. А есть, которые прислушиваются к тому или к другому в правильный момент. Найти баланс между умом и сердцем – вот мудрость. Ум приходит с опытом, а сердце с тобой всегда. Голос его тих, но иногда очень крепок.

Крепко сидело в Веронике неприятие подлых людей. Она не подпускала хитроватых подружек и кандидатов в женихи, не надежных в смысле склонности к алкоголизму. И это в те времена, когда поселковские девчонки расхватывали парней, как горячие беляши, и не важно, с какой начинкой – с мясом или червоточиной. Выходили не по любви, а по необходимости. Чтобы не отстать от большинства.

Большинство советских женщин исповедовало идею: хоть за плохоньким, да за мужем. Статус. Не надо Веронике такого статуса, насмотрелась на соседок по дому - сверху, снизу и по бокам. Ладно бы терпели мужей-алкашей продавщицы да кладовщицы, плюнувшие на внешность и ходившие зимой в телогрейках, летом в синих казенных халатах. Но красивые, образованные, уважаемые на работе женщины…

Та же Люська Гуреева – главбух больницы, высокая, дородная, как говорят «видная баба». Муж Колька – алкоголик, тунеядец, бывший зэк, их называли «тюремшик», маленький, плюгавенький, Люське по плечо.

Как-то шла Вероника на свой третий этаж, на втором валялся Колька в невменяемом виде и в собственной луже. Отвратность. Люське даже другие жены алкашей говорили: что ты его держишь, гони поганой метлой. А она: не могу, я же тогда одна останусь, да и его жалко…

А себя не жалко? Где ее человеческое достоинство, женская гордость?

Ой, кажется, они и слов таких не слыхали. «Княжну Мэри» не читали.

И закрадывалась у Вероники мысль, что родилась она не в то время, не в том месте. Была бы действительно дочерью генерала, например Багратиона, героя Отечественной войны. Жила бы в богатой усадьбе, похожей на Спасское-Лутовиново – родовое гнездо Тургенева. Бродила по липовым аллеям с книжкой стихов, вела беседы на французском, играла этюды Бетховена. Потом вышла бы тоже за генерала, например Ланского, прежде, чем он встретил Наталью Пушкину…

Время не изменить, а место можно. Желание уехать из Иваньково упало в душу, будто семечко, и затаилось в ожидании своего часа. Не взошло раньше срока, не дало Веронике укорениться в болоте и прожить, квакая, размножаясь и не поднимая глаз к небесам.

В поселке городского типа судьба каждого жителя расписана заранее от зачатия и до конца. Должен родиться, отучиться, создать семью, родить детей, вырастить урожай на даче, воспитать внуков и с чистой совестью - на покой, на погост. Программа, которую неуклонно выполняло каждое новое поколение.

В Веронику была заложена иная программа. Она, как революционер, шла другим путем. Как шпион, жила двойной жизнью. Как космонавт, существовала в двух мирах. Во вселенский космос доступ ограничен. В Вероникину Галактику доступ закрыт. Космический отшельник, она уже тогда привыкала к одиночеству. Тишину в себе соблюдала. За тишину любила ночь. И сны – в них она летала.

А мать ее грохала оземь.

Когда мать особенно донимала, Вероника уходила из дома.

В клуб.

В Британском союзе - паб, в советском Союзе - клуб. После всемирной катастрофы, то есть развала Союза, клубы вымерли, как динозавры после всемирного изменения климата. Но это потом. А во времена расцвета социализма в них вовсю бурлила жизнь. Клубы имелись в каждом поселке, не говоря про города. Назывались «очаг культуры», строились по типовому проекту, в греческом стиле: по-аристократически широкая лестница ко входной двери, дорические колонны в три обхвата, вверху портик с лепкой на тему борьбы пролетариата с зажравшимися капиталистами.

Фасад выглядел внушительно и должен был внедрять идеи коммунизма в мозги входящих и мимо проходящих.

На клубе лежала обязанность идейного воспитателя трудящихся, там проводились культурные мероприятия: танцы по пятницам, кино в субботу-воскресенье и выборы раз в пять лет.

Танцы проходили в фойе – просторном, как зал приемов во дворце. Непривычная к открытым пространствам, Вероника впервые вступила в фойе волнуясь, как Наташа Ростова перед первым балом. На бал, то есть на танцы, попасть у Вероники не получилось. Поначалу возрастом не вышла, а через пару лет ушел в запой Вовка Котов - солист и бас-гитарист местного вокально-инструментального ансамбля, красавец с висячими усами, как у Песняров. Когда же он из запоя вышел, в фойе провалился пол и стал не пригоден для массового ритмичного топтания. Динозавр начинал вымирать, но еще держался.

Левую стену фойе украшала гигантских размеров картина «Три богатыря». Вероника опасалась близко подходить - того и гляди богатыри оживут и затопчут конями. Однажды любопытство перевесило, подошла, разглядела.

Мало кто знает богатырей в лицо и по именам, Вероника знала. В середине – Илья Муромец: по-медвежьи мощный, мышцы выпирают так, что железная кольчуга трещит. Илья всматривается вдаль, приложив могучую руку ко лбу, под эту руку не попадай ни враг, ни предатель. Справа от него Добрыня Никитич – с более человечным телом и характером. Побеждает не столько силой, сколько умом. Одной и той же рукой и разрубит, и приголубит. Слева Алеша Попович – юный, белокурый, красивый чисто русской красотой, Вероника в него почти влюбилась.

Правую стену фойе украшал «Моральный кодекс строителя коммунизма». На него из окна падало солнце, текст выцвел и стал неясным.

Он и в читабельном состоянии был неясный. Как-то из любопытства и ради убиения времени до сеанса Вероника пробежала глазами постулаты «Кодекса». «Преданность делу партии». «Добросовестный труд на благо общества». «Взаимное уважение в семье»… Полная бессмыслица в поселке, где большинство пьет, бьет и ворует.

Все же клуб сыграл роль воспитателя по крайней мере для одного человека - Вероники.

Во-первых, там находилась библиотека. Библиотеки Вероника любила. За атмосферу высокой культуры, которая принуждает человека вести себя «как положено»: разговаривать шепотом, ходить приглушенно, не плевать на пол, не материться. За стройность полочных рядов, на которых аккуратно, по алфавиту разложены писатели и их мысли. За запах человеческой мудрости, исходящий от книг так же густо, как запах святости от ладана. Вероника вступала в библиотеку с благоговением верующего, вступающего в храм.

Во-вторых, в клубе имелся танцевальный кружок. Его вела миниатюрная и стройненькая, как куколка, Раечка Ахметзянова, татарочка с глазами черными и продолговатыми, как маслины.

Кружок вспоминался с теплом, он много дал Веронике. Выдернул из одиночества, показал настоящий мир. Научил преодолевать страх перед публикой, общаться не с книжными героями, а с реальными людьми. Неожиданно открылся в Веронике танцевальный талант. Все эти веревочки-ковырялочки она исполняла с кропотливым старанием, и получалось лучше других.

Что главное в танце? Раечка говорила: улыбка до ушей. Улыбайся все время, особенно, если забудешь движение, поскользнешься, собьешься. Вероника улыбалась не потому, что надо, а потому что самой было весело. Обычно стеснительная до окаменения, в танце она расслаблялась, оживала. Плясала с каким-то дерзким вдохновением, подпрыгивала, будто козочка, сорвавшаяся с поводка. Или подвыпивший человек, выделывающий кренделя – не для зрителей, а потому что душа просит…

Раечка ставила ее во все номера – и массовые, и которые на двоих. Когда на двоих, то с Танькой Кронштадской. Они составляли удачную пару – одинаковые ростом, комплекцией и даже формой ног.

Вместе с женским народным хором много выступали: по праздникам перед поселковскими, также ездили на городские и областные смотры художественной самодеятельности. «Гвоздь» программы - «солдатский танец» лихо отплясывали Танька с Вероникой: в офицерских фуражках, гимнастерках и коротких юбочках, из-под которых сверкали точеные ножки.

В автобусе горланили песни «Эх, полным полна моя коробочка», «Расцветали яблони и груши» и многие другие, чтобы скоротать дорогу. Вероника горланила вместе, и оказалось - у нее прекрасный голос и слух.

Русские любят два дела - пить и петь. Как-то Вероника на свадьбе двоюродного брата выпила рюмочку, расхрабрилась, распелась под гармонь. Гармонист послушал, сел рядом и стал подыгрывать, не заглушая. Спрашивал – что играть. А она уже много песен знала, навострилась в поездках да на смотрах. Без фальши брала высокие ноты даже в песне «Крылатые качели», которую в фильме пел чистый детский голос. Ей же лично нравилась русская народная «Окрасился месяц багрянцем», за драматизм, душевность и раздолье. Пела с переливами в голосе не хуже самой Руслановой. Даже мать тогда удивилась. Спрашивала потом: «Что он тебе говорил?». Наверное, думала, что гармонист предлагал Веронике замуж.

И в-третьих: в клубе показывали кино. Как Петербург – «окно в Европу», так фильм, особенно зарубежный, был для поселковских «окном в мир». Прав оказался вождь мирового пролетариата и «самый человечный человек» товарищ Ленин, когда сказал «Из всех искусств для нас важнейшим является кино» - цитата стояла на полотне, растянутом над экраном.

В советские времена помещения украшали цитатами, как в старые времена – цветами. На цветы смотреть приятно, на цитаты отвратно. От многократного повторения полностью терялся смысл, затирался, становился нечленораздельным, как речь докладчика с плохими зубными протезами.

Если смысл вообще когда-либо имелся. Все твердили про коммунизм, а что это такое - никто толком не знал. Для особо любопытных, среди которых Вероника, в качестве ответа поставили опять же цитату Ленина «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны». Но. Советская власть давно существует, и страна давно электрифицирована, а коммунизма не видать.

Не стыкуется что-то…

Тут один из руководителей партии и членов Политбюро пообещал: к двухтысячному году советский народ будет жить при коммунизме.

Обещать на перспективу легко – или осел сдохнет, или царь.

Сдох социализм…

Сейчас повсюду реклама, а тогда лозунги. «Народ и партия едины!», «Миру мир!», «Вперед к победе коммунизма!» - изощрялись в придумках «бойцы идеологического фронта». Старую религию под названием «христианство» отменили, придумали новую «марксизм-ленинизм». Ленин – главный Бог, Маркс и Энгельс – его апостолы. Их портреты – иконы. «Капитал» – коммунистическая Библия. Главная заповедь: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Что она означала – одному Богу… то есть Ленину известно…

Партия считала, что людей можно воспитать призывами. А призывами воспитывают только собак, и то они не всегда слушаются. Лучше бы партия прислушалась к нуждам народа, которому надоела нищета. Роскоши хотелось. Как на Западе. Чтоб вкусно поесть, модно одеться. Машину купить без очереди, дом приобрести и обставить. «Нельзя, - говорили большевики, - Мы боролись за то, чтобы не было богатых». И закрылись от Запада Железным занавесом. Чтоб народ туда не ездил, не заражался вещизмом.

Бацилла вещизма все равно проникла. Потому что идея идеей, а жить-то хочется. Без напряга. По-человечески. В советские времена жили по-человечески только торгаши и партийные бонзы. Народу же подкидывали пустые лозунги да страшилки «лишь бы не было войны». Но из лозунга платье не сошьешь, щи не сваришь. Мы выиграли войну, но проиграли мир. Победители жили хуже побежденных. Обидно стало народу. Гордость сменилась разочарованием. Недовольство родило бунт. Потому разбежались республики в разные стороны, а люди в разные страны…

И Вероника сбежала, но это потом. А во времена ее молодости социализм еще крепко стоял на ногах и имел вес на международной арене.

Международные события телевизор преподносил в черно-белом цвете – буквально и переносно. «Там», то есть у капиталистов, все плохо: кризисы, бедность и эксплуатация человека человеком. «Тут», у нас, все хорошо: стабильность, достаток, бесплатная медицина и образование.

Когда черное и белое сливается, получается серое.

Чтобы народ от серости не заскучал, ему показывали цветные картинки.

В кино.

Обеспечивал местное население «важнейшим из искусств» киномеханик Агапов. Он трезвым не бывал, за пленкой не следил. Когда она прерывалась, из зала кричали «сапожник!». Агапов просыпался, налаживал и снова впадал в дрему до следующего разрыва.

На него не обижались. Лучше так, чем никак. А то бы вообще не увидели – как люди за границей живут.

А живут там красиво. Весело. Например, в Индии. Люди по характеру простые, без затей - похожи на русских. Одеваются в балахоны и сари, в горе и радости танцуют и поют. Любовь есть, а секса нет – точно, как в Советском Союзе. Индийские фильмы народ любил, там и поплакать, и посмеяться, и попереживать можно…

На фильмы про Анжелику ломились. Билетов не хватало, стояли в проходах. Женщины всех возрастов влюблялись в красивого, хоть и страшноватого Жофрея. Мужчины с вожделением глядели на Анжелику, мечтали хотя бы дотронуться - протягивали руки к экрану, когда показывали ее грудь в глубоком декольте.

На красочные, музыкальные, отечественные фильмы ходили столько раз, сколько привозили. Привозили бы каждый день, ходили бы каждый день, тем более что билет стоил всего ничего – взрослый двадцать копеек, детский десять. Вероника и другие участницы танцевальное кружка ходили бесплатно – как «свои». Многократно пересмотрены отечественные: «Свадьба в Малиновке», «Неуловимые мстители», «Николай Сличенко», «Пираты 20-го века». А еще совершенно фантастические зарубежные: «Миллион лет до нашей эры», «Фантомас», «Золото Маккены» - там звучал золотой голос Ободзинского.

Ночами Вероника фантазировала на тему недавно просмотренного фильма. Придумывала новый сюжет с собой в главной роли. Не Анжелика, а Вероника. Жофрей добивается ее любви, король осыпает бриллиантами, Ободзинский с надрывом поет «Эти глаза напротив…»

В кино красивые люди, даже если негодяи. Красивые дома, даже если лачуги. Красивая любовь – поцелуи, объятия, луна, романтика…

В жизни все наоборот. Ни красоты, ни романтики. Ни поцелуев, ни объятий…

Не до объятий Веронике. Как-то внезапно кончилась школа. Хоть и ненавистная, но за десять лет ставшая привычной, почти второй дом. Учителя – почти вторая семья. В чем-то даже лучше первой. Некая связь образовалась, по принципу «ты мне, я тебе». Учительское счастье в чем? Чтобы преподаваемые знания оставались в головах учащихся, а не так: в одно ухо влетели, в другое вылетели. У Вероники оставались. Она идеальная ученица - дисциплину не нарушала, по предметам успевала. Учителя ее любили, хвалили чаще, чем родная мать.

И вдруг стали чужие, равнодушные. Порвали связь. Будто предали. Теперь ей никто доброго слова не скажет. Эх, учителя… Бросили бывшую лучшую ученицу в неизвестность, как котенка в пруд. Выплывешь – твое счастье, нет так нет.

Плавать тебя никто не научит.

Жить тоже. Чужой опыт, как чужой туфель, не подойдет. У каждого должен быть свой.

Взрослая жизнь – высшая школа, хочешь не хочешь, а поступай. Преподавателей нет, все сидят на студенческой скамье. Учебный процесс не ограничен. Век живешь – век учишься. И в конце ни один человек не скажет, что постиг все премудрости, стал профессором. Есть профессор математики или физики, а профессора жизни нет…

Аттестат получен, что делать дальше – Вероника не знает. И мать не знает. Растерялась. Только и умела ругать да упрекать «выросла, а ума не вынесла». Будто не подозревала, что когда-нибудь дочь окончит десятый класс, и что-то надо будет с ней делать. Велела поступать в политехнический институт на «ракетостроение». Вероника слабо возразила:

- Я в ракетах не разбираюсь.

- Зато мужа найдешь, - сказала мать с намеком, что на чисто мужскую специальность поступают одни парни. Бросила дочь на отца и уехала с сыном на курорт.

Все ее бросили…

На вступительных экзаменах Вероника дрожала, будто кролик, попавшийся в силки – угрозы жизни нет, но не вырвешься, не убежишь. Знала материал, да не могла вымолвить. Странно, что не провалила: три экзамена сдала на тройки, сочинение на четыре – чего-чего, а сочинять умела. Не добрала одного балла. И хорошо. Ракетостроитель из нее не получился бы в любом случае.

Отцу по привычке было не до Вероники, ни разу не спросил – как сдала, может помочь надо… Пусть мать приезжает, разбирается.

Мать приехала, разобралась и – бросила котенка в пруд местного значения, устроила «неразумную дочь» на должность учетчицы военно-учетного стола в поссовете поселка Горелки, от дома на автобусе десять минут. Поссовет расшифровывается как «поселковый совет» - это для тех, кто не помнит или вообще не знаком с советскими сокращениями, как то: комсомол, обком, реввоенсовет, совнарком и так далее.

Там она приобрела самое важное свое умение – печатать на машинке, коим пользуется до сих пор. Там познала законы взрослого общества и свое место в нем. Общество поссовета состояло из пяти человек, все женщины – замужние, с детьми, кое-кто с внуками. Ее приняли как равную, как взрослую. Никто не ругал понапрасну, не требовал непонятно чего, не упрекал за то, в чем не виновата. Наоборот. Разговаривали доброжелательно, мнение ее спрашивали, на вопросы отвечали обстоятельно и так, чтобы поняла.

Удивилась Вероника. Не ожидала, что с ней можно вот так – без крика и гнева. С уважением и пониманием. Значит, она этого достойна. Значит, не рохля и размазня, а такая как все. Родная мать топила, чужие люди поддерживали на плаву. Такие вот дела…

Внутри Вероники что-то воспряло. Вера в себя зародилась. В нее никто никогда не верил, значит, должна учиться сама верить в себя.

Она опять открывала новое, будто поступила в начальную школу жизни. Первые учителя – коллеги по работе. Первый урок – Вероника не хуже других. Не кролик дрожащий, а вполне нормальное животное: род «человек разумный», вид «порядочные». Вид исчезающий в наше время. Да и от «разумных» мало что осталось.

Тем учителям она благодарна за науку. А ведь они педагогических институтов не кончали, учительских журналов не читали…

Поссовет находился в простом, деревенском доме, и люди в нем простые, деревенские.

Начальница военно-учетного стола Валька Шелудякова раньше работала в магазине, умела ловко обращаться с деревянными счетами – не только складывать-вычитать, но делить-умножать. Рассказывала, какие хитрости применяли продавцы для обмана покупателей: гирьки подпиливали, бумаги побольше подкладывали, в сметану добавляли творога для веса и так далее. Вероника и не подозревала, что в обществе, увешанном правильными цитатами, возможен столь наглый обман.

Кассирша Валька Мишечкина из-за редких волос носила парик и чесала под ним острым концом карандаша. Два раза в год бегала на аборт – главная головная боль советских женщин. В день зарплаты она брала с собой Веронику в банк в качестве охраны и компании. Деньги возили в бидоне для молока, чтобы воры не догадались. Один раз зимой Валька поскользнулась и упала с бидоном, пачки рассыпались по снегу. Валька сгребала, а прохожие смотрели, как на нее, как на воровку или шпионку. В те времена деньги в упаковках мало кто видел. Вероника научилась их считать по-бухгалтерски – листая уголки.

Главбух Алка Порядина – блондинистая и голубоглазая, не скажешь, что татарка. Наверное какая-то прабабка ее влюбилась в русака и родила дитя, раньше ведь абортов не делали. Так и запустила светлый ген в смуглую породу. Алка тоже влюбилась в русака - Кольку Порядина. Колька соответствовал фамилии: работящий, не пьющий, любящий. У Алки звезда во лбу – дочка Лена, она ее кроме как «Леночка» не называла. А Веронику мать кроме как «Верка» не звала. Оказывается, есть другие матери.

Бухгалтер Александра Михайловна Шумилина – смешливая старушка со следами красоты на бледном и сухом, как папирус, лице. В конце дня она отгребала в сторону накладные, поднимала очки на лоб и начинала рассказывать байки из своего деревенского детства, довоенного еще. Жили бедно, но весело.

Ее соседка по дому и давняя подружка, секретарь поссовета Нина Ивановна – невысокая, круглая, улыбчивая, теплая, как русская печка из мультфильма «Вовка в Тридевятом царстве». Шумилина говорила, что та сделала двадцать абортов, из коих Нина Ивановна подтвердила восемнадцать. Из двух несделанных родились сыновья Вовка и Мишка. Один женат, другой нет, и его задумали познакомить с Вероникой. А та дикая еще была, не целованная, не поняла, для чего пришел молодой человек, и убежала на автобус.

То знакомство не получилось.

Зато получились другие.

Молодость брала свое, и рабочее место располагало – к ней приходили становиться на учет молодые парни сразу после армии и которые постарше, прописавшиеся в Горелках. Вероника – самая молодая в поссовете, нежная, как едва проклюнувшийся бутон среди давно расцветших и отцветших. Ей адресовались шуточки, улыбки, намеки…

Постепенно ожила она, оттаяла. Научилась разговаривать с мужчинами, отвечать на шутки, улыбаться на комплименты. Один пришел: – в дубленке, жгуче черноволосый, с золотым зубом во рту и синими татуировками на пальцах. Рассыпал галантности, говорил: «Я бы такую жену каждый день на руках носил». Шумилина качнула головой, мол – не верь, не подходит, тюремшик.

Другой приходил: ростом ниже Вероники, худой, какой-то недокормленный, говорил «Если бы у меня была такая жена, я бы каждый день на сантиметр подрастал». Шумилина чуть со стула не упала…

Один раз шла она зимой по улице, ела мороженое. Подходит какой-то незнакомый, говорит со смешком:

- Дай откусить.

В другой раз она бы смутилась, прибавила шаг. Теперь же смелости набралась, отшутилась:

- Не дам. Я больная.

- Я бы от тебя с удовольствием заразился…

Нравилась она мужчинам. Но о замужестве по-прежнему не думала, хотя попадались приличные парни, из непьющего контингента.

Она помнит всех. Большинство звались «Сашка» - веяние того времени.

Был Сашка Морозов. Он пришел из армии, поступил в институт, потом стал начальником цеха на заводе. Невысокий, симпатичный, кареглазый, кудрявый. Девчонки говорили – целуется хорошо. Он бегал за Вероникой, а она от него. Он называл ее «неуловимый Джо». Она не верила в его любовь. Много позже, уже когда оба были разведены и прилично потрепаны жизнью, встретились в автобусе. Сашка позвал к себе домой. Рассказывал о пережитом, пел под гитару. Показал фото Вероники, сделанное в далекой молодости, в компании поселковских парней. Каким странным образом оно к нему попало? Он хранил его двадцать с лишним лет. Может зря она не верила? Они сидели, пили чай, разговаривали. Первый и последний раз. Позже его сбила машина. До полтинника не дожил.

Был азербайджанец Сахиб Шакуров. Чернобровый, черноглазый, не по-русски красивый. Познакомились на горном курорте Истису, где мать отдыхала по путевке, а отец с детьми явился неожиданно ее проведать. Сахиб проходил там практику. Ему девятнадцать, Веронике пятнадцать, самый расцвет невинности. И нежности, к которой нельзя прикасаться ни грязными руками, ни грязными намерениями. Вечером, когда никто не видел, Сахиб брал ее за руку, и рука его дрожала: он почти преступник. В те времена в Азербайджане вольности по отношению к женщинам не позволялись - по неписанному закону старейших. Сахиб уважал и закон, и его носителей. Когда входил в духан, первым делом вежливо здоровался «салам алейкюм» с пожилыми посетителями.

Веронике нравилась его вежливость, сдержанность. Его явная к ней симпатия. Он был первый парень, с которым она танцевала, и спина ее напрягалась под его рукой. Три дня провели вместе. Три волшебных дня. Потом переписывались, Сахиб даже приезжал к ней в Иваньково в отпуск из армии. У него были серьезные намерения, но не случилось. И хорошо. Потому что потом случился Сумгаит, погромы, истребление и изгнание русских…

Был художник Сашка Григорович, они встретились в задрипанном городке Донской, где Вероника училась в заочном техникуме и приезжала не сессии два раза в год. Она сделала его своим первым мужчиной. Не потому что влюбилась, а потому что в двадцать один год давно пора расстаться с девственностью. Он честно предложил ей замуж. Она так же честно отказалась. От него остались два пейзажа. На одном – ночь, зима, стог сена в поле. Сашка говорил «это я, одинокий». На втором – море, облако и парусник на волнах. Сашка не знал, что это Вероника, склонная к перемене мест. Пейзажи украшали стены ее дачи.

Был Валерка Кудимов, одноклассник, не пьющий из-за проблем с легкими. Он носил модную в те времена голубую кофту-олимпийку, которая здорово подходила к его голубым глазам. Она ему «личит», говорила Танька Кронштадская. Как-то они вдвоем завалились к Валерке на Новый год. Он показывал дембельский альбом. Рассказывал смешные случаи из армейской жизни. Хороший парень, и можно было бы с ним… но Вероника не от мира сего. Не озабочена была устройством личной жизни.

Зато была озабочена мать. Она завела «блат» в городском военкомате и устроила дочери контракт на три года вольнонаемной в советские войска в Польше.

Контракт едва не провалился. Из-за Сашки Голикова. Он стал первой и самой большой любовью Вероники. Встретились в кафе-дискотеке на Красноармейском проспекте в Калуге. Кафе – уголок свободного Запада: темноту прорезают лучи цветомузыки, можно выпить спиртного без оглядки на комсомольских работников и скакать в ритме сумасшедше популярной группы «Бони М».

«Багама!… Багама-мама!»

Сашка и Вероника пересеклись взглядами. Познакомились. Высокий красавец, моряк-заграничник. Вероника влюбилась и не обращала внимания на его недостатки – внебрачного сына и склонность к употреблению таблеток люминала.

Таблетки она видела на столе, но со словом «наркотик» не связала, даже на ум не пришло. Девственные времена… Подумала – от головы. Опасности люминала не представляла, зато действие ощутила на себе. Косвенно. Вероника, скромница и недотрога, так влюбилась, что решилась остаться у Сашки ночевать. У него ничего не получилось…

А через неделю она уезжала в Польшу. Сашка провожал ее на электричку до Москвы. Договорились переписываться и через год, когда она приедет в отпуск, пожениться. Больше не виделись. Она до сих пор помнит его номер 44-27-03, хотя никогда не записывала.

Расставаясь, не плакала. По ней никто никогда не плакал, она не знала – как это делается. Да и не до слез, когда вступаешь на дорогу в большое будущее.

Дорога предстояла не близкая и не простая. Не в Калугу и не в Москву, а в другое государство. Некоторые говорили: «Курица не птица, Польша не заграница». Это потому, что в советские времена самой престижной заграницей считалась Германия, там и зарплаты повыше, и условия получше, и закупиться можно посолидней, чтобы в Союзе продать повыгодней. Например, мечту советских домохозяек сервиз «Мадонна» покупали за пятьдесят рублей (в марках), а продавали за триста.

Конечно, Польша не Германия, но и не Прибалтика, туда без визы не попадешь. Визу ставили в загранпаспорт – документ, который выдавали далеко не всем и только после тщательной проверки инстанцией под грозной аббревиатурой КГБ. Веронику проверили и поверили – она достойна представлять великую страну за ее пределами.

Когда в тебя верят, обретаешь крылья.

Веронике предстоял экзамен на самостоятельность, и странно, что она не боялась, не дрожала, как тогда в институте. Села в электричку, расправила плечи, будто путы сбросила. В спине защекотало – крылья прорезАлись? Вдохнула глубоко. Свобода… Дыши не надышишься. Страха ноль. Любопытства через край. Ожидание чего-то необычного, почти волшебного. На крыльях воображения мчалась она впереди локомотива. И черт ей был не брат.

Дальше как в кино с Вероникой в роли путешественницы-первооткрывательницы. Всё в первый раз. Брест, приказ «всем оставаться на местах». Таможенники с автоматами. Проверка паспортов и вещей. Смена колес. Мост, и вот она - заграница…

Всего-то реку переехали, а совсем в другой мир попали.

Первые впечатления от Польши: дух жженого угля, дома в католическом стиле, воркование голубей по утрам. В гарнизоне столько мужчин, сколько она в жизни не видела. На танцах в Доме офицеров ее приглашают наперебой.

Нет, не верится…

Мечты сбываются.

В Польше сбылись мечты матери. Вероника вышла замуж за офицера, родила ребенка, купила ондатровую шубу, привезла одежды на пять лет вперед – магазины в Союзе по-прежнему «сияли» пустыми полками. Судьба ей улыбалась…

Недолго. Вскоре всё пошло прахом. Мать умерла, муж ушел. Шуба развалилась на отдельные шкурки – видно, нитки пропрели. Союз развалился на отдельные республики – видно, связующие нити тоже пропрели. Без всякого «блата» и помощи извне пришлось Веронике вытаскивать себя из болота за волосы, как тот барон-придумщик. Или мечтатель.

Да, великое дело – уметь мечтать. Причем по-крупному.

Как тот Некто. Который возмечтал создать мир и – создал.

Значит, ошибочка закралась в Библию: в начале было не слово и не дело, а мечта.

Возмечтала и Вероника. Только не создать мир, а «всего лишь» поменять. Один на другой. Российский на голландский. Свой переезд, вернее побег в Голландию считала она великим делом. Сейчас нет ничего необычного в том, чтобы съездить в Турцию или Венецию, а тогда, в девяностые, немыслимо. В стране полный развал. Безвластие. Бесправие. Предприятия закрывались. Зарплаты-пенсии не выплачивались. Новые семьи не создавались. Дети не рождались. Беременные женщины стали редкостью, зато похороны – обычным делом.

Проклятые времена.

Съездить в другой город проблема. На дальние расстояния - нет денег на билеты, на близкие - нет билетов или транспорта. Из Иваньково в Калугу не всегда попадешь: шофера шабашили на рейсовых автобусах, как на личных машинах. Города превратились в острова, перебраться с одного на другой – почти невозможное предприятие.

Заграница – вообще другая планета. Уехать, как в космос улететь. Летавших в космос несколько человек на всю страну, их награждают звездой Героя. Уехавших за границу одна Вероника на весь поселок, а может и на область. Без ложной скромности она наградила бы звездой Героя себя…

Хотя какой из нее герой. Все тот же котенок, брошенный в пучину обстоятельств и научившийся не только плавать, но царапаться, кусаться, защищаться. Бороться. За себя и за сына.

Сын – ее всё.

Если бы можно было начать новую жизнь, Вероника взяла бы с собой из старой только сына. Он – ее самая счастливая страница. Когда родился, она смотрела на милое, нежное личико, и странное ощущение наплывало: она не одна, ее – двое. Две части одного целого: большая и маленькая. И ту маленькую часть себя, она обязана вырастить и выпустить в свободное плавание подготовленным как можно лучше. Чтобы сыночек сразу поплыл, а не барахтался беспомощно. Она воспитает его так, как хотелось, чтобы воспитали ее. Она отдаст ему всю мудрость, которую накопила. Не откажет ни в любви, ни в поддержке. Не унизит, не оскорбит, не обвинит. С первых дней будет обращаться с ним, как с разумным человеком.

Она будет другая мать.

В те времена не было книг по воспитанию, и по большому счету никто не знал, как правильно растить детей. Вероника до многих вещей доходила своим умом. Сказала себе: за ребенком буду следить изо всех сил, потому что если он будет болеть – именно я получу проблемы. Здоровый эгоизм.

Эгоизм сработал. Не все сложилось, как задумывалось, но главное произошло. Сын получился. Идеальный ребенок. В детстве ничем не болел, даже легкой простудой. Плакать не умел – не имел повода. И ей потом повода не давал. Зато дал ощущение нужности и той чистой, безусловной любви, на которую способны только дети. Мужчина любит за то, что у тебя что-то ЕСТЬ, а ребенок – за то, что ТЫ есть.

Вероника благодарна сыну. Он, единственный, поддержал ее в проклятые годы, когда по стране понеслась лавина, разрушая все на своем пути, ломая судьбы, унося жизни. Поддержал, сам того не подозревая – одним своим присутствием.

Ему лет семь было. Вероника до смерти устала сопротивляться несчастьям, спросила: «А если я умру?». Он заплакал. Ни мать, ни отец не стали бы плакать, если бы она умерла.

Великая вещь - знать, что ты до слез кому-то нужен.

Его слезы ей как железом по стеклу. Обняла, прижала, пообещала: «Не бойся, я никогда не умру».

И не обманула. Вытянула, выдержала, выбралась из-под лавины. Выехала и его вывезла.

Проклятие одной страны в другой не действует. В Голландии Вероника обрела вторую родину, которую не собирается покидать. Сын выучился на программиста, устроился на хорошую работу, женился, родил дочку Алиночку.

Внучка - вторая самая счастливая страница жизни Вероники.

Жили в разных странах, познакомились через компьютер. Смотрели друг на друга, улыбались, считали пальчики на английском – втором родном языке Алиночки. Подружились через расстояния и мечтали увидеться на самом деле. Проснулся в Веронике страшный бабушкин инстинкт.

Дети вырастают, на их место приходят внуки и становятся дороже детей. Жаль, что самые нежные годы Алиночки, самые важные моменты ее роста и развития Вероника пропустит. С другой стороны – какое это счастье знать, что есть внучка – продолжатель тебя, носитель твоих генов, твоей крови. Значит, ты жил не зря и умрешь не полностью.

Новорожденный человек в семье главный, под него подстраиваются, его слушаются, его оберегают. Пусть внучка далеко, но и для Вероники она стала главной, заполнила пустоту после отъезда сына, когда вдруг стало не о ком заботиться, некого любить.

Вероника страстно полюбила это дитя, еще не увидев воочию, не услышав ее голоска, не познав ее сладостного младенческого запаха. Любовь пробудила ее желания, которые за годы покоя и обеспеченности постепенно утихли, а мечты сдулись, как воздушные шары. Но вот пришла благая весть - внучка родилась. Желания проснулись, мечты встрепенулись, наполнились смыслом и полетели далеко, высоко.

Целыми днями Вероника ходила по дому, представляла – что будет, когда Алиночка приедет. Вот здесь она будет мыть ручки, встав на стульчик, чтобы доставать до струи. Вот здесь будет кушать, сидя на кресле с подлокотниками и тремя подушками, чтобы повыше. Вот здесь она будет спать, обложенная одеялами, чтобы не упасть.

Бабушка и внучка не расстанутся ни на минуту. Будут гулять, взявшись за руки, играть «в ладошки», бодаться, смеяться, обниматься, дурачиться. Будут читать книжки, обсуждать, рассматривать картинки. Алиночка будет спрашивать, Вероника отвечать, и нет на земле большего счастья, чем отвечать на милые детские вопросы.

Побыстрее бы они приехали…

Они приехали через два года. На десять дней. С самого начала Вероника приcказала себе быть доброй бабушкой для Алиночки и мамой для сына и его жены. Никаких советов, упреков, недовольных рож. Молодым не нравится вмешательство пожилых. Получается конфликт поколений.

Конфликты Веронике не нужны. Если бы имела несколько внуков, и они жили рядом, могла бы позволить иногда поворчать или подсказать. Если бы обиделись, ничего. Поссорились - помирились. В совместной жизни всякое бывает, и ошибки случаются. Но когда у тебя всего десять дней, права на ошибку не имеешь.

Эти десять дней потрясли Веронику. Сделали ее жизнь. Бабушка и внучка впервые увидели друг друга не в компьютере, а живьем. Девочка улыбнулась, потянулась ручонками. Вот что значит родная кровь. Дети себя чужим не доверяют. Вероника осторожно прижала к себе хрупкое тельце.

Не ребенок - чудо. Сияющая кожица, золотые кудри, лучистые глаза. Дитя Солнца. Ни одного изъяна. Совершенство. Два годика, а уже с характером, осмысленным взглядом. Не младенец беспомощный, а настоящий человек, хоть и в миниатюре. Еще не говорит, но все понимает. Умеет делать необходимое: загребать еду ложкой, пить из стаканчика и даже ходить на горшок.

Обнять и задушить. Утопить в нежности. Зацеловать, залюбить…

Веронике приходилось сдерживаться. Чтобы не напугать того ангела в золотых кудряшках, который осветил ее отшельническую пещеру.

Отдавая – получаешь.

И вроде ничего особенного не делала Вероника, а получила столько тепла в ответ… Каждый вечер, ложась в постель, прокручивала прожитый день по мгновениям, как прокручивают кино по кадрам. Внучка – начальник, бабушка – исполнитель. Самая почетная обязанность: исполнять желания ангела. Он обожал ходить по лестницам и доверял водить себя бабушке верх-вниз. Позволял щекотать себя помпоном от шапки и хохотал, будто колокольчики рассыпал.

С удовольствием разворачивал шуршащую обертку с шоколадных фигурок, любопытствуя – что под ней, а Вероника потом заворачивала их обратно, чтобы в следующий раз ангел снова испытал удовольствие и развернул. Бросал карандаши все разом, наблюдая и слушая, как они раскатываются по полу, перестукиваются, будто переговариваются. И не в тягость Веронике собрать их по одному и снова уложить в коробку.

Как может быть в тягость живой ангел? Одно его присутствие – благословение Небес. Лучшее, что с Вероникой в жизни случилось. Жаль, внучка живет далеко. Вероника бы ее воспитала. Она теперь знает – как надо.

Надо просто: любить, одновременно готовить ко взрослой жизни.

И выросла бы Алиночка по образу и подобию бабушки. Она и сейчас на нее похожа, такая же тихуша и копуша. Вся в себе. В тишине. Тоже идеальный ребенок – это сидит в генах. Ни капризов, ни скандалов. Ни пустых дел, ни глупых жестов. Неторопливость и достоинство.

В маленьком человечке вся гармония природы. Мудрость бытия. Уже сейчас заметны черты характера. Аккуратность: собирает пирамиду из кубиков, ставит строго один на один. Память: раскладывает по порядку буквы английского алфавита, называет: «эй, би, си, ди», ни разу не ошиблась. Воображение: наливает чай из пустого чайничка в чашечки миниатюрного сервиза, подносит к губам, делает вид, что пьет.

Тот сервиз Вероника получила в подарок от китайского ресторана.

Внучку получила в подарок от судьбы. Самый дорогой, дороже не придумать.

Десять дней промчались, как десять минут. Веронике не верилось, что уезжают, но крепилась, улыбалась. Пусть ангел запомнит ее счастливой.

Перрон – будто путь на плаху. Расставанье – маленькая смерть.

Нет. Не надо портить печалью десять счастливых дней.

Расцеловались на прощание. Ангел сел в поезд, глянул в окно, увидел бабушку. Подумал: что-то тут не так… Приложил ручку к стеклу. Вероника приложила с другой стороны, получилось, как в кино. Ладонь к ладони через стекло – жест любви и невозможность соединиться. Казалось бы, что понимают дети в два года? Ангелы понимают все. «Почему я здесь, а бабушка там? Мы дома были вместе и в поезде должны. Надо ее позвать». Слез с папиных колен, побежал к дверям вагона, уставил ожидающие глазки на бабушку – ну что же ты стоишь, садись скорее, поедем вместе…

Тот взгляд Вероника вовек не забудет. Вспомнит на смертном одре. Маленький человечек, еще не умеет говорить, а уже зовет ее с собой. Кажется, ее никто никогда не звал с собой. За этим человечком она поехала бы на край света и за край…

Невозможно – проклятое слово для любящих сердец.

Над перроном нависли грозовые тучи. Еще немного и прогремят рыдания с обеих сторон вагонных дверей…

Тучи разогнал папа: сунул ангелу айпэд с любимыми мультиками и увел на место. Ангел отвлекся. Поезд тронулся. Слезы хлынули у одной Вероники. Она не стала махать вслед рукой – это жест равнодушия. Машешь, будто стряхиваешь с себя гостей, как пыль. Уезжаете и ладно, скатертью дорога. Пол пропылесосить, мебель протереть и забыть.

Душу не пропылесосить. Память не протереть. Дни, проведенные вместе, не забыть.

Поезд уехал, остался кол в горле. С кем бы поговорить, поделиться, поплакаться…

Не с кем. Вероника проглотила кол и пошла домой. По дороге разговаривала с собой. Уговаривала.

И уговорила. Вошла. Огляделась. Остались кое-какие детские вещички, которые не влезли в чемоданы. Хорошо, что остались. Доказательство - ангел не привиделся, но явился на самом деле. И не скучно Веронике и не холодно. В одиночестве, да не в обиде. И на что обижаться? Разве она несчастлива?

Несколько миллиардов людей земли ей бы позавидовали.

Ответы на многие вопросы сидят в твоей собственной голове. Незабвенный Козьма Прутков говорил: «Хочешь быть счастливым - будь им!». Как это понимать? А так. Человек сам решает, каким ему быть: одиноким или нет, счастливым или нет, здоровым или нет. Каким решил, таким и стал.

Вероника решила: ей неимоверно повезло. На фоне миллиардов несчастных она просто не имеет права роптать. И одиночеством ее не напугать. Привыкла. Тем более не думает о досрочном прекращении контракта с жизнью. Странно, что некоторые знаменитости разрывают тот контракт в расцвете лет. Робин Уильямс, Джордж Майкл. А совсем недавно диджей Авичи, который пополнил ряды тех, которые посчитали, что жизнь их недостойна, и ушли, не попрощавшись.

Самоубийство – высшая степень одиночества. Те люди были сказочно богаты, окружены друзьями и что? Деньги не сделали их счастливыми, друзья не поддержали в тоске. Любовь, душевное тепло за деньги не купишь. Несчастные эти богатые и знаменитые. Разочарованные. Наверное, ждали чего-то большего.

Не имей ожиданий, не будешь иметь разочарований.

Вероника ничего не ожидает, претензий судьбе не предъявляет. Живет по законам. Чтобы получать, надо отдавать. Чтобы тебя любили, надо самой любить. Чтобы к тебе с добром, надо к другим с добром. Закон равновесия – главный закон жизни. Незнание не освобождает. Пойдешь поперек – получишь в лоб, вырастет шишка на памяти.

Много шишек Вероника набила. Не знала, что после школы первым делом следовало приобрести профессию, чтобы обеспечить финансовую основу – так и не приобрела, без основы осталась. Не знала, что мужа надо любить и ублажать - развод получила, сына сиротой сделала. Ошибки, за которые корит себя до сих пор. А сколько других, поменьше калибром…

Сидели как-то возле дома на лавочке с соседкой Любкой Орловой. Любка высокая, блондинка от природы, как говорится «видная» девка, а замуж так и не вышла, все перебирала. Сидели вдвоем, пригорюнившись.

- Начать бы сначала, все сделала бы по-другому, - сказала Вероника.

- И я, - сказал Любка. - Вроде не дура, а сколько глупых ошибок совершила…

- И я.

С другой стороны – кто их не совершил? Кто застрахован от ошибок?

Никто.

Хорошо, время больших ошибок миновало. Пришло время понимания того, что важно.

Важно: отпустить прошлое, ни на кого не обижаться, жить настоящим, ценить то, что есть.

Вероника научилась и отпускать, и ценить. Страна Голландия – чужая, но вполне подходящая. Денег мало, но достаточно. Родных рядом нет, но они есть. Есть брат, его жена и дочка. За двадцать лет разлуки связующая ниточка не порвалась, она тонка, но крепка. И надежна. Надежно – это когда годами не видишься, но если позвонишь и скажешь «мне плохо», всегда услышишь «рассказывай». Очень часто человеку нужно всего-то, чтобы выслушали.

Эх вы, богатые и знаменитые… Денег заработали, славу приобрели, а нечто вечное так и не поняли.

Настоящее богатство – не дома, не машины, не золото-бриллианты, а родные люди. У Вероники их теперь трое: сын и его семья, она называет их внуча, доча и сыноча. В таком-то счастье страдать, скучать?

«Если тебе скучно жить, ты совсем дурак» - сказала одна умная женщина.

И Вероника умная. Ее лекарство от скуки – работа. Развила бурную деятельность, сидя за компьютером. Писательством занялась, и оказалось, что писать книги не менее увлекательно, чем читать. Это дело, к которому лежит ее душа и которое неплохо получается.

Писательство – дело одинокое, покой любит, тишину. Лев Толстой работал в подвале дома и просил, чтобы в те часы домочадцы в игры не играли, к фортепьяно не подходили – шум и музыка его отвлекали.

А Веронику ничто и никто не отвлекает, идеальная обстановка для творчества. Она, конечно, не Лев Толстой, но трудолюбием и усидчивостью похожа. Когда писала свой первый роман, еще от руки, на листах для принтера, получилась внушительная стопа. Сын спрашивал: «Ты что, «Войну и мир» пишешь?».

По объему да, по содержанию нет. «Война и мир» - слишком толстый роман, местами нудный, его вполне можно было бы сократить наполовину без потери смысла. Вероника – профессиональная читательница, но и она осилила его с трудом, чисто из интереса и потому, что стоял в школьной программе. Осилила единственная из учеников и скорее всего из учителей тоже. Но даже ее бесконечного терпения не хватило на описания военных действий, философские размышления, любовные воздыхания юных героинь, растянутые на многие страницы. Пролистала. Толстой бы не обиделся. Сам признавал, что получилась «многословная дребедень», и обещал больше ничего подобного не создавать.

Скучно читать то, что скучно было писать. Веронике не скучно. В отличие от школьных предметов, уроки сочинительства ей преподавали лучшие учителя – великие русские писатели. Много профессий перепробовала, ни в одной не задержалась. И только во второй половине жизни поняла: писательство – ее призвание. Это то, что получается лучше всего.

Множество сюжетов крутится в голове, выбирай любой, придумывай героев, диалоги. Называется «процесс творчества». Вероника углубляется «в процесс», увлекается, начинает считать персонажей существующими на самом деле людьми. А как иначе? С утра до вечера она с ними – в мыслях. Переживает их беды, как свои. И совесть не позволит отвлечься, отложить начатое произведение - все равно что бросить близких не произвол судьбы. Смешно сказать: стыдно перед придуманными, как перед живыми.

Сидит, пишет с утра до вечера, без выходных и праздников.

Сладкая каторга.

Сошествие с ума. Диагноз: раздвоение личности с положительной динамикой. Анамнез: когда пишет, живет в другой реальности. Прекращает – возвращается в свою. И не известно, где лучше – в жизни или в фантазии…

В свои фантазии хотела бы она взять попутчиков – читателей.

Где взять читателя русскоговорящему писателю, проживающему в Голландии? Русскопонимающих друзей у Вероники нет, родственников напрягать неохота да и бессмысленно: они необъективны, прочитают или нет, все равно скажут «хорошо».

Великое дело – интернет, чего тут только нет. Кто-то скажет «помойка», а для Вероники это инструмент познания мира, такой же необходимый для писателя, как скальпель для хирурга. Плюс возможность обнародовать созданное. Как любому творческому человеку, хочется, чтобы плоды ее труда увидели, оценили, да просто доброе слово сказали в поддержку…

А говорят чаще злое. В комментариях. Совершенно не знакомые люди. Без всякого повода и таким тоном, будто их мнение – истина в последней инстанции.

Поначалу обидно было Веронике, не понятно – за что поливают грязью? Она себя никому не навязывает. Не нравится – проходи мимо, не порть настроение тем, кому нравится, и той, что труд в книгу вложила. Она не бульварщину пишет, которую другие на автомате по двадцать, а то и пятьдесят страниц в день накатывают. Она – от сердца. Если три страницы получатся – день удался.

Торопиться Веронике некуда. Она от продаж не зависит. Сидит, думает над каждым словом, шурует в мозгах, как нейрохирург. К вечеру устает, как шахтер, выдавший тонну угля на-гора. А у нее на-гора всего-то один абзац выдался…

Потому что перфекционистка. В Голландии перфекционизм считается недостатком, может потому и нет у них писателей мирового уровня. Вероника на мировой уровень не претендует, миллионы зарабатывать не рассчитывает. Просто добросовестно работает: вычищает, вылизывает текст, только потом выставляет на всеобщее обозрение, то есть чтение. А кто-то чужой придет и напишет гадость, будто на чистый пол плюнет. Вопрос – зачем?

Вскоре догадалась. Гадости пишут охотнее, чем похвалу – это в людской натуре. Тысячи людей прочтут с удовольствием и промолчат. А кто-то прочтет и, может, тоже с тайным удовольствием, но гнилая натура не даст правду написать. Личные неудачи его душат, злоба покоя не дает. Ему плохо, пусть и другому будет плохо. И царапает он (или она) нечто вроде «такие книжки сжигать надо». Злые отзывы не объективны, не стоит к ним прислушиваться.

И не стоит отвечать, возражать. Себе дороже. Критикан, чаще всего анонимный, только того и ждет. В нем яд кипит, требует выхода. Ответишь - он в бой пойдет, забросает камнями-словами, заплюет ядовитыми слюнями, почувствует себя героем в своей темной, одинокой каморке…

Незачем Веронике в чужую злобу окунаться. Ей в своем добре хорошо. Ее книги – ее дети. Она их в муках родила и в обиду не даст. Критиканов в соцсетях блокирует, как предупреждение: не марай мои вещи. Они кровью написаны, а ты грязными лапами по живому.

Кто к ней со злом, к тому она строга. Кто с миром – добро пожаловать. Даже если пишут с ошибками, которые особенно режут ее грамматически натренированные глаза: «красотище» вместо «красотища» и «гандолы» вместо «гондолы».

Пусть пишут. Вероника не против выслушать читательское мнение – как мнение, не более того. Она сама себе главный критик. Само-контролер. Если написанное не нравится, будет сидеть и доводить до ума, но хлам в свет не выпустит. Чужая критика имеет мало смысла и в принципе ничего не меняет. Не станет же писатель переделывать текст в ответ на каждый чих.

Есть один поучительный рассказ про художника, который нарисовал слона в саванне и выставил на публику. Он так старался всем угодить, что выслушивал каждое замечание и тут же вносил коррективы. В итоге получилась собачка в саду – затертый, зато знакомый зрителям сюжет. Оригинальность исчезла, на картину больше никто не взглянул.

Закон творчества: на всех не угодишь. Созданное от сердца непременно дойдет до другого сердца. Созданное на потребу публике – не творчество, а ширпотреб. Безликость и конвейер. Сейчас книги не пишут, а штампуют. Не писатели, а проекты. Раскручивают одно имя, а под ним прячется группа людей, натренированных выдавать легкое чтиво. Так возникают «популярные писатели». Имена разные, а стиль один, как в одежде, пошитой на вьетнамкой фабрике для европейского потребителя с дешевым кошельком.

Веронике совесть не позволит штамповать дешевку. Она не безымянный литературный «негр», а писатель «от кутюр». Создает произведения на свой «вкус и цвет». А если кому-то не нравится, она не виновата. Пикассо носил с собой пистолет и наставлял на каждого, кто спрашивал «Что означают ваши картины?». В конце концов спрашивать перестали. Признали.

И Веронику когда-нибудь признают. Потихоньку получает она добрые отзывы, честные оценки. Не в общих словах – «понравилось», «хорошо написано» и т.д., а в подробностях, как маленькое письмо автору. «Странно, что этот роман не издан для широкого читателя...». «Такое ощущение, что, читая ваши книги, я ем конфеты в одиночку…». «А ценность моего отзыва в том, что я совершенно не являюсь поклонницей женских романов и эротики в том числе». Ради таких людей стоит продолжать писать.

Пусть их будет немного. Пусть даже одна – самая верная Вероникина читательница, ставшая подругой на расстоянии. Тамара Качалина. Из далекой Челябинской области, практически с другого конца Европы. Они никогда не виделись, но у обеих ощущение, что давно и близко знакомы.

Тамара прочитала все ее произведения, над многими плакала. Вероника и сама плакала, когда писала трагические сцены, но чтобы другой человек так же глубоко проникся… Не ожидала. Замерла. Слезы подступили. Значит, получилось.

Она опять что-то открывала в себе.

Тамара читала ее истории и рассказывала свои. Как ходила в школу за пять километров, по зиме, по темноте. Как-то старшие девочки накрутили ей волосы на бигуди, получились кудри. Учительница заругалась и заставила бежать в туалет расправлять. Она мыла голову под холодным краном и смешивала воду со слезами. Стыд-то какой…

Рассказывала, как первый раз рожала. Схватки начались ночью. В деревне врача нет. Муж в командировке. Спасибо, его брат позаботился - посадил в грузовик, повез в район. Больница оказалась закрыта, поехали в область. А это Урал, расстояния - десятки километров. Еле дотерпела. В коридоре больницы родила здоровенького мальчика. Сейчас он с семьей на Байконуре живет. Ездить далеко, по интернету переговариваются.

Недавно Тамара занемогла, в больницу попала. Познакомилась с соседкой по комнате, болтали, смеялись – больше над собой, над своими болячками. Когда с позитивом к болезни относишься, она скорее отступает. Забрел в женское отделение мужчина – худой, неухоженный. Они его покормили, он почитал им стихи Есенина, Высоцкого. Разговаривали о литературе, даже песни пели потихоньку… И в больнице есть жизнь. И после семидесяти есть причины для радости.

Да, для радости всегда повод можно найти. Как-то на улице Вероника услышала смех. Оглянулась. Молодая женщина с сыном лет восьми шли, болтали, смеялись. Мама назвала его «подхалимчик», сын спросил – что это значит.

- Это тот, кто ведет себя как ласковый котенок.

А ведь «ласковым котенком» сделала его мама. Мудрая женщина. Творческая.

Творчество – во всем. В том, как человек преподносит себя. Как любит, говорит, одевается, украшает дом, воспитывает ребенка, проводит свободное время, чем интересуется, делится с друзьями и многое другое. Твоя жизнь – твое творчество. И как в любом творчестве, в жизни есть неумехи, профессионалы и гении.

Неумеха не умеет не только свой быт организовать, но даже волосы расчесать как следует. Вот он - стоит у кассы, ждет своей очереди, жует еще не оплаченный пончик. Только что проснулся, хотя полдень на дворе. Не умылся, зубы не почистил - сразу в магазин побежал. Выглядит, как типичный неудачник: плечи согнуты от длительного сидения без дела, волосы требуют встречи с парикмахером, щеки - с бритвой. И не надо быть психологом, чтобы прочитать его посыл: «я плюнул на себя, плыву по течению, все остальное до лампочки». Вероника не осуждает и не сочувствует. Отворачивает взгляд.

Не любит встречаться глазами с неудачниками. Через глаза передается энергия, и часто эта энергия негативная. Вероника слишком чувствительна ко всем этим незримым вибрациям. Как тот калиф, который умел понимать животных, умеет она понимать людей, порой только бегло глянув на спину – прямая, согбенная, уверенная, равнодушная. Спина добропорядочного отца семейства или человека, очень любящего себя…

Она улавливает людей, как собака улавливает запахи. Вон едет в инвалидском кресле мужчина. Обычно это небрежно одетые, расплывшиеся люди со скорбью на лице. Этот - худощавый, аккуратно подстрижен, одет в костюм и галстук, губы плотно сжаты, глаза остры. Судьба выбила его из активной деятельности, но он не сдался, не опустился. Профессионал жизни.

И Герард профессионал. Даже в болезни не забросил себя. Всегда был чистюля и сейчас. Принимает душ каждое утро, потом лежит полчаса, отдыхает. Надевает свежее белье. Ест из тарелки, а не из кастрюли. Постель меняет еженедельно. В отношении к себе виден характер человека. Люди с правильным характером импонируют Веронике. Она сама такая. И не требуется много денег, чтобы содержать тело в чистоте, дом в чистоте, душу в чистоте…

А гений тот, кто прорвался через тернии судьбы и сохранил оптимизм. Кто замечает красоту бытия, радуется мелочам, с добром относится к окружающему миру.

Тому одиночество не в тягость и мало надо для счастья.

Малые Вероникины счастливости омрачало одно: болезнь Герарда. Он весил меньше ее и угасал на глазах. На фоне его угасания она не чувствовала себя в праве быть счастливой. Его боль – ее боль. Она по характеру переборчивая и прилипчивая: людей впускает в себя с трудом, но если впустила, то вросла.

И не предполагала, что Герард станет самым близким человеком. Слишком разные они - по происхождению, темпераменту. Но притерлись, привыкли, стали неразлучны, как автобус и остановка. Она тихая, молчаливая. Он вначале был шумный, энергичный. Носился по своим делам, потом подъезжал к остановке, открывал дверь, то есть рот, и выплескивал все, что накопилось. В прошлом и настоящем. А также планы на будущее. Высказался и опять помчался, а Вероника осталась переваривать, передумывать, раскладывать по полочкам.

Теперь его автобус поломался и встал. Ходить в дальние рейсы не в состоянии, да и на короткие, то есть по дому, с трудом. Фары-глаза потухли, сердце-мотор барахлит, краска-кожа повисла складками, голос-клаксон ослаб, осип. Недалеко то время, когда отвезут его на свалку отработавших машин то есть на кладбище отживших пассажиров…

Недавно в их расписании образовалась полугодовая пауза. Вероника переживала, но не испытывала чувства невосполнимой потери, знала: Герард есть, когда-нибудь они снова встретятся. Увидев его, немощного, вдруг поняла: Герард умрет, встреча не произойдет. Маршрут отменят, автобус исчезнет, остановка зарастет бурьяном.

Жизнь временна, смерть вечна.

Нет, она не даст ему просто взять и уйти в вечность. Она будет за него бороться, схватится с самой смертью. И победит. Она уже однажды оттащила его от края, оттащит и сейчас. Отсрочит неизбежное. Пусть он протянет хотя бы еще год, хотя бы пару месяцев, а там, глядишь, что-нибудь изменится. Или лекарство чудесное изобретут, или процедуру оздоровляющую придумают - организм встрепенется, мотор заведется…

И забудет про болезнь.

Вообще болеть надо уметь. Надо быть сам себе доктор, сиделка и психолог. Доктор, чтобы знать – какие лекарства применять, в том числе народные. Сиделка, чтобы заботиться о себе – вовремя ложиться и вставать, отдыхать, еду и питье принимать. Психиатр, чтобы уговаривать себя не сдаваться. Последний важнее первых двух.

Герард болеть не умел. Он раньше вообще не болел, даже гриппом. Больницы ненавидел, лежал всего два раза: в детстве с аппендицитом и пятнадцать лет назад с инфарктом. Только прооперировали, сразу сбежал домой отдыхать, поправляться.

Вероника в больнице лежала один раз, когда рожала. Всю жизнь лечила сама - себя и ребенка. И будет лечить Герарда, как ребенка: готовить еду, кормить с ложечки, укрывать одеялом под горлышко. Только должна быть рядом. А как быть рядом, когда живешь на другом конце города?

Сначала ездила на такси: пятнадцать минут и двадцать два евро. Быстро, но дорого, жалко денег Герарда. Потом нашла маршрут на общественном транспорте: две пересадки и десять минут пешком. Четыре евро и почти два часа. Дешево, но долго, жалко потерянного времени. Уставала, но когда знаешь ради чего, вернее ради кого, усталость не имеет значения.

Значение имело то, что Герард ожил, встрепенулся. Не физически, на это требуется время, а душевно. Заметил, что Вероника ходит в том же, в чем и год, и два назад, дал сотню подкупить новой одежки и обувки. Она жаловалась на неуют зимой в квартире: центрального отопления нет, один камин на три комнаты. Тепло только в его потоке, а выйдешь за поток, попадешь в холод. Была помоложе, переносила легче, теперь годы дают о себе знать, домашнего тепла хочется в буквальном смысле. Чтобы не кутаться в сто одежек, не походить на капусту. Герард купил ей халат – махровый, с длинным ворсом серо-белого цвета. Вероника надела, стала толстая, лохматая, похожая на зверя, отъевшегося перед зимней спячкой. Герард сказал «медвежья шкура».

Вероникино присутствие взбодрило его дух, но не тело. На Новый год решился выпить шампанского – и упал, не смог подняться… Ночь на первое января они провели в больнице. Диагноз: воспаление легких на фоне сильного истощения. Из-за подозрения на грипп Герарда положили в отдельный бокс. Повезло, иначе лежал бы в палате на четверых и желал бы не столько собственного выздоровления, сколько смерти трех соседей.

Больному необходима и медицинская помощь, и человеческая. Медицинскую оказывали врачи – лечили Герарда капельницами и антибиотиками, восстанавливали вес протеиновыми добавками. Человеческую оказывала Вероника. Приходила каждый день, сидела по два часа, слушала ворчание Герарда. Телевизор есть, но мало программ. Палата отдельная, но в коридоре шумно - днем невозможно поспать. Утром самый сладкий сон, а его будят принимать таблетки…

Ворчание было довольное. Он теперь не один воюет с болезнью, на его стороне целый отряд - врачи, медсестры. А также специалист по питанию, которая дала список полезных продуктов и расписание приема пищи. Все о нем заботятся, крутятся возле постели. Одни приходят спросить – как себя чувствует, другие приходят составить меню на завтрашний день. И легче переносишь неудобства больницы, когда уверен: пока ты здесь – у тебя есть завтрашний день

Неделю Герарад отсутствовал, Вероника жила у него дома. Почувствовала разницу со своим. Во-первых и самое главное: тепло повсюду, а не только в районе камина, входишь – оно тебя обволакивает, будто окутывает пуховым платком. Первый этаж и никаких лестниц. Замечательный матрас: ложишься, он тебя обнимает, спина отдыхает.

Вероника отдохнула, хотя была в заботах.

И главная забота – надо переезжать. В такой же теплый дом и чтобы поближе к Герарду. Желательно еще чтобы первый этаж, и верхние соседи не шумные. Занялась поисками и довольно быстро нашла, несмотря на жилищный кризис в Голландии. Помогла Вероникина предусмотрительность. Когда стала разлаживаться совместная жизнь с Симоном, она зарегистрировалась на сайте для ищущих социальное жилье. Тогда переезжать не потребовалось – Симон сам съехал. А она осталась на сайте, на всякий случай. Членские взносы десять евро в год, не обеднеет, а стаж идет. К тому же имеет преимущество человека, который переезжая, освобождает квартиру для другого ищущего. Вероника реагировала на подходящие адреса и каждый раз стояла первая в очереди.

Смотреть ездили вместе с Герардом на двухместном скутере, который он купил, когда еще был в силе. Две квартиры не подошли: одна слишком темная и далеко от магазинов, другая в доме со множеством детей и окнами на дорогу. Поехали смотреть третью.

Комплекс «пятьдесят пять плюс». Двухэтажное здание в виде русской буквы П, как раньше расставляли свадебные столы. Только здешние невесты давно потеряли своих женихов, ходили с каталками и готовились к встрече с Тем, Кто Один на всех. Вероника будет среди них самая молодая и мобильная.

В середине П разбит общий сад, с другой стороны каждый житель имеет отдельный садик. Будущая Вероникина квартира – то, что надо. Центральное отопление. Солнечная сторона. Окна гостиной выходят на канал и лесопосадку. По лугу перед окнами ходят утки, гуси и водяные курочки - черные с белыми головами. Птички поют, цветочки цветут. «Вдали от шума городского» и в то же время поблизости от всего необходимого: магазинов, общественного транспорта, парка, бассейна. До моря четверть часа на велосипеде, до Герарда десять минут, как и раньше.

Мечта...

И проблема. Целых две. Первая – отделка квартиры. Сейчас это пустая бетонная коробка, даже пола нет. Жилищная корпорация обновила кухню, душ и туалет, остальное Вероника должна сама. И как можно скорее: пока не переедет, платит за две квартиры. Желательно бы за месяц управиться, но нет гарантии, что управится и за два.

Проблема вторая – переезд. Раньше им занимался бы Герард. Сейчас должна Вероника. Одна, как верблюд в пустыне. Рассчитывать не на кого. Ни друзей, ни денег. Есть небольшие сбережения, но если нанимать профессиональную бригаду, не хватит и половину оплатить.

С чего начинать, за что браться? Не справится она. Зря затеяла…

Стала впадать в тихую панику. Паника - ее нормальное состояние перед принятием решения. Если не ощутит паники, не ощутит прилива сил и отваги, которая города берет. И страны.

Посоветоваться не с кем. Поговорила сама с собой. Убедила – сможет. «У меня есть я, и мы справимся». Переехала же она в одиночку из России в Голландию.

Она с жизнью справилась в одиночку, а уж с переездом…

Была бы цель, а средства найдутся.

На улице под машиной лежал тот самый сосед Сезар, с которым она недавно познакомилась и болтала иногда. Он все время что-то там ремонтирует, значит, рукастый. Вероника спросила, есть ли у него время, желание и возможность помочь. На все вопросы получила ответ «да». Он на все руки мастер - и пол настелить, и стены покрасить, и мебель собрать-разобрать, и унитаз поставить. Вещи перевезет с братом на его микроавтобусе. Старую квартиру подготовит к сдаче с сыном Майклом. И все за очень приемлемую цену.

Надежда взошла над пустынным горизонтом.

Герард обещал помочь финансово, хотя к Сезару отнесся без большого доверия. Что может этот маленький, щупленький турок с головой лысой, круглой и коричневой, как головка у спички. К тому же практически на одной ноге, вторая отрезана до колена. Правда, протез качественный, ходит не хромает…

И работает без всяких скидок на инвалидность. О его неполной комплекции Вероника не подозревала, пока она сам не сказал. Она ему доверилась и не прогадала. Человек достойный. Турецкого происхождения, но с европейским менталитетом. Мог бы сесть на пособие и валяться на диване. А он работает - на одной ноге, как не всякий на двух сумеет. Повезло Веронике.

Ей вообще везет на людей. Хорошие приходят вовремя. Плохие вовремя уходят. Ей нравилось смотреть, как работает Сезар. Со знанием дела и без халтуры. Необходимый инструмент имеет под рукой, умеет рассчитывать количество материала, разбирается в качестве. Мастер на все сто.

Веронике тоже пришлось освоить азы мастерства, чтобы хоть чем-то быть Сезару полезной. Научилась разбираться в красках – на водяной основе или масляной, выбрали на водяной. Разобралась в толщине ламината – пять, восемь или пятнадцать миллиметров, выбрали восемь. Красила подоконники, забивала гвозди или просто сидела рядом, слушала его рассказы.

Рассказывать Сезар тоже был мастер. Его жизнь – сплошная драма, которая продолжается по сей день. Есть люди, которые из драм не вылезают. А как хорошо все начиналось… В двадцать четыре года судьба улыбалась ему во все тридцать два, а может и тридцать три зуба: молодость, здоровье, подруга, престижная работа, новенький скутер мчится быстрее ветра… На том скутере он и врезался в машину, которая заворачивала на велосипедную дорожку и не была видна из-за кустов.

В итоге – тридцать семь операций и полтора года в гипсе. Врачи пытались спасти ногу, но не спасли и отрезали чуть ниже колена. Боль адская, Сезар не спал, не ел. Не жил. Плавал в боли. Врач однажды сжалился и добавил в капельницу героина, сказал «никому не говори». В ту ночь Сезар спал, как младенец.

И пристрастился… Не удовольствия ради, а успокоения для. Наркоманом не стал, употреблял иногда, в разумных количествах. Женился на той подруге, подарил ей Мерседес на свадьбу, исполнял каждое желание. А желания не убывали, наоборот, прибавлялись. И все она недовольна, все ей чего-то хочется. Один дом не нравится, давай другой. Переезжали, порой не успев распаковать коробки. Покупала вещи, как одержимая, принесет домой сумки и даже не посмотрит – что в них, назавтра опять в магазин. Детей рожала одного за другим и бросала на мать. На четвертом Сезар остановился и съехал.

Видеть ее не желал. Узнал потом через общих знакомых – она лежала в клинике для психических, вроде, выздоровела, но вряд ли совсем. Старшего сына Майкла обижала, он не выдержал, ушел жить к отцу. Пособия по инвалидности хватило бы двоим на скромное существование, но сидеть без дела означало Сезару слушать боль в ноге и звон в голове. Невыносимо. По ночам вставал, скреб наждаком двери и рамы, потом красил, потом опять скреб и опять красил…

Потом нашел отвлечение, которое вдобавок приносило доход. Днем подряжался отделывать квартиры, ночью ездил по вызовам, как таксист. Чаще всего вызывала девушка Шантал. За ночь она порой зарабатывала до тысячи евро и щедро платила Сезару. Он развозил ее по клиентам, а утром они вместе курили травку…

Он и Веронике предлагал курнуть. Она отказалась, хотя любопытство едва не перевесило - для писательской практики было бы полезно знать, как действует наркотик. Любопытство – вещь полезная, но оно не имеет границ. Некоторые ученые прошлого из любопытства пробовали на себе действие препаратов и умирали, успев узнать, но не успев поделиться. Бессмысленный героизм Веронике ни к чему. Амбиций получить славу великого писателя-реалиста не имеет. Зато имеет склонность нездорово увлекаться приятными вещами. Увлеклась недавно игрушками на айпэде, зрение попортила. Увлечется наркотиком, еще что-нибудь важное попортит.

«Чем старше, тем тщательнее надо относиться к себе. Я уже ничего не приобрету, а только потеряю. Надо не терять, а стараться сохранить то, что есть. Моя жизнь сейчас, как никогда, зависит от меня».

Сезар курил, глубоко затягивался, задерживал, выдыхал белое, густо пахнущее облако. Обозревал окрестности. Апрель – молодость природы. Молодое небо, молодая зелень, гуси бродят по траве в сопровождении молодых гусят. Семейная идиллия. У него до идиллии далеко. Недавно один албанец предложил заключить фиктивный брак с его девушкой, чтобы привезти ее в Голландию на законных основаниях, обещал платить по тысяче каждый месяц до получения ею паспорта. Заманчиво, но опасно. Налоговая прознает, пособие отберет, вдобавок заставит выплачивать обратно в двойном размере. Слишком большой риск. Хотелось бы не фиктивный брак, а настоящий… Весной хочется того, о чем забываешь в другие сезоны.

- Я бы согласился здесь жить… - сказал Сезар с поэтичным выражением и взглядом.

Он никогда не делал намеков или предложений, никогда не дотрагивался даже случайно до Вероники, но она чувствовала людей на уровне флюидов. С его стороны неслись флюиды симпатии, готовой превратиться в нечто большее. Они отлично ладят. Каждый день вместе, заняты общим делом, болтают, смеются, и в общем-то хорошо проводят время. Когда людям хорошо вдвоем – это лучшая почва для ростков любви.

С его стороны почва вполне подготовлена. Однажды ездили в магазин Икеа, встретили мать и сестру Сезара. Те подумали – он с подругой, да с такой, что позавидовал бы любой здоровый мужчина. Заулыбались Веронике, протянули руки знакомиться. Сезар, инвалид и невезунчик, будто осветился изнутри, вырос на полметра. Не стал рассеивать заблуждение родственниц. Может, они еще окажутся правы…

Не окажутся.

Интуиция подсказывает Веронике: близко не подпускай. Как мастер он замечательный, как мужчина, вероятно, тоже, вдобавок на десять лет моложе. Но. По характеру беспокойный, дерганый, про таких грубо говорят «шило в заднице». Из проблем не вылезает. То его налоговая накрыла, то в тюрьму загребли по ошибке, то квартиру ограбили, то котенка своровали, то заказчик недоплатил. Сплошное невезение.

Невезение – болезнь заразительная. Не надо Веронике. Переболела. Выработала иммунитет. Хотя… Была бы практичной, завязала отношения на время переезда, много сэкономила бы…

Но. Она не из тех, кто расплачивается натурой, кто заменяет любовь на расчет. Прошли те времена. Теперь она не настолько одинока, чтобы хватать первого попавшегося. И не настолько бедна, чтобы платить телом вместо денег. Научилась ценить себя. Ее тело – ее храм, вход в него – по особому приглашению.

Да, она испытывает симпатию к Сезару, но чисто деловую. Личные флюиды их не совпадают. Трепещут в разных ритмах. Вероника не может трепетать в чужом ритме. К тому же у нее Герард есть. У них давно нет секса, но не это сейчас главное.

Главное - узлы надо вязать, вещи собирать. Вещей набралось за двадцать лет столько, что и сама не подозревала. Раскрыла шкафы и ужаснулась. Вроде не имела дома залежей, чтоб не пройти, не проехать. А как начала разбирать да в мешки складывать, да на помойку вытаскивать… Ну чисто вьючный верблюд.

Есть у людей одно незаметное качество – собирательство. Умом понимаешь: вещь давно пора выбросить, но жалко, вдруг пригодится, пусть лежит, место не пролежит. А как соберешься переезжать, так вздрогнешь от количества незаметно скопившегося барахла.

Кое-что из одежды Вероника вообще ни разу не надевала, но или мало стало, или перестало нравиться, или вообще никогда не нравилось, купила потому что со скидкой. С жалостью к потраченным деньгам складывала в мусорные мешки вещи с бирками и кастрюли в упаковке, а также то, что один раз использовала и положила под кровать пылиться: ванночку для массажа ступней, одеяло с подогревом... Дала себе слово новый дом старыми вещами не набивать, скрытые залежи не создавать. Вряд ли когда еще соберется переезжать, но страх опять впасть в собирательство засел надежно.

Встроенный шкаф - колодец бездонный. Из колодца черпаешь, а он не мелеет. Из шкафа вынимаешь, а он и не думает пустеть. К полотенцам, наволочкам, простыням, шторам, которые еще от Симона остались, добавилось свое тряпье. Получилась гора от пола до потолка.

Сколько мешков барахлом набила - не сосчитать. Голова кругом шла, в прямом смысле. Вероника устанет, ляжет на кровать прийти в себя. Пришла, поднялась, принялась за работу. Освободила один шкаф, вздохнула с облегчением. Открыла следующий, а он забит. Будто из предыдущего не выброшено, а переложено в этот. Кошмар. Скатерть-самобранка – сколько ни ешь, еды полно. Сколько шкафы ни освобождай, они полны.

Вдобавок административные дела надо улаживать. Но это с утра, с отдохнувшего ума, за компьютером. Поменяла адрес во всех инстанциях: банк, социальная служба, домашний врач, телефонный провайдер, телевизионная компания, а также вода, газ, электричество… Ох, вроде ничего не забыла, ничего не перепутала. Герард однажды заказывал что-то в интернете и вместо своего адреса дал адрес той самой кафешки, с которой воевал. Хорошо, хозяин отдал посылку без возражений...

Вероника заполняла формуляры, перепроверяла по сто раз, чтобы лишних проблем не нажить на свою многострадальную голову. Проблема не из последних - старую квартиру сдать. Там куча условий, письмо получила от фирмы-владельца на двух листах. Жилье должно быть пустое, только стены, окна и потолок. Ковролин, жалюзи, камин – прочь. Если что-то сама не сможет, пусть нанимает команду и платит, вот вам прайс-лист. Просмотрела на цены. Опять ужаснулась. Если не освободит квартиру на их условиях, не сможет съехать, будет приговорена там жить до смерти. Как в тюрьме, честное слово.

Ой, не переживет она переезда…

Мешки выносит каждый день, а они не уменьшаются. Превратилась в автомат. Не смотреть, а делать. Набивать и вниз, или в машину Сезара, или на помойку. Лестница у нее в квартире - один пролет до входной двери. Лестница крутая, почти отвесная, Вероника и поднималась, и спускалась, обязательно держась за перила. Как-то несла два мешка и не держалась – руки заняты. Устала, потеряла осторожность, понадеялась на себя. Зацепилась пяткой за ступеньку, мешки качнулись вперед, потянули за собой. Упала Вероника и удача, что только с последних трех ступенек. Если бы с верхних - костей не собрала.

Падала доли секунды, но успела пережить целую палитру ощущений: неверие, страх, надежду, которые пронеслись в голове со словами: «нет, это не со мной», «только бы нос не сломать или еще чего», «может, обойдется». Правду говорят: нет ничего быстрее мысли... Приземлилась: щека на полу, руки под животом, ноги где-то сзади и выше. Неуклюжий морской котик плюхнулся на берег мордой в песок…

Вероника лежала лицом в ковролин. Тоже мягко, но не особо приятно. В голове пусто, как у младенца морского котика, который только что вывалился из чрева матери на белый свет. Он приподнимает голову, оглядывается, пытается сообразить - кто я и что делать?

Вероника приподняла голову, заставила себя соображать. Когда что-то резкое происходит, требуется время, чтобы осознать.

Огляделась. Пошевелилась. Осознала: нос цел, руки-ноги действуют, голова тоже. Удачно упала. Успокоилась.

Падение обошлось без переломов.

Переезд обошелся без поломок. Холодильник, стиральная машина и главная ценность Вероники – телевизор системы олед с экраном 140 см, практически домашний кинозал, были перемещены с максимальной осторожностью, установлены, подключены. Попутно узнала еще одну практическую вещь: холодильник надо перевозить только стоя, а если лежа, то фреон растечется, и потом потребуются сутки, чтобы аппарат заработал в прежнем режиме.

Телевизор поставили на дрессуар той же ширины, спиной к панорамному окну, как раз между двумя перегородками. Майкл, сын Сезара, сказал «встал на свое место».

Остальная мебель тоже встала на свое место: обеденный стол у стены, салонный столик перед диваном. Диван в форме угла, к тому же раскладывается. На нем будут спать гости, когда приедут, а пока будет сидеть Вероника с вытянутыми ногами, смотреть - передачи про животных и фильмы про ужасы. Правда ужастики смотрит днем, а вечером боится.

В спальню купила кровать бокс спринг и отдельно матрас, о котором мечтала. 25 см высоты, несколько слоев из специально подобранных материалов для лучшего отдыха спины. В головном отделе вышита корона – знак голландского качества. Матрас – в квартире самая дорогая вещь, спасибо, Герард половину оплатил.

Это первое жилье в жизни Вероники, которое она обставляла на свое усмотрение и вкус. Раньше, в России обставляли не по вкусу, а по блату: что удалось «достать», тому и рады. О едином стиле речи не шло.

Вероникин стиль: спокойные тона, больше дерева и никакого ковролина, собирателя пыли. Создание интерьера – это тоже творчество. На создание квартиры своей мечты не требуется много денег. Должно быть просто, светло и удобно. Глаз отдыхает, тело отдыхает. Не надо кутаться в «медвежью шкуру» или превращаться в капусту. Теперь Вероника зимой и летом будет ходить по дому, как человек. Тепло, тихо, первый этаж, садик. За садиком лужок, водичка, солнечные зайчики скачут. Островок природы посреди города. Рай на земле. Желать большего - наглость.

Переезд – это перемещение не только вещей, но и чего-то другого, неосязаемого. Вероника собрала последние сумки, прошептала «Домовой, домовой, поехали со мной». Не то, чтобы особо верила, но на всякий случай. Переезд она пережила и кто знает, чья в том «вина», кто рисует черные и белые полосы на зебре жизни…

Кажется, Вероника ступила на белую полосу. Старую квартиру сдала за один раз опять же с помощью Сезара. Он и камин вытащил, и жалюзи снял, и ковролин содрал да так, что пальцев потом не чувствовал. Палочка-выручалочка Сезар. А раньше был Герард.

Но что было, то прошло. Времена меняются и не возвращаются. Веронике опять, как когда-то в России, в депрессии, приходится выручать самоё себя. Сейчас легче – она не в депрессии и в стране, где мечты сбываются…

И есть люди, которые помогают за разумную плату. На радостях Вероника предложила помощникам бутылку. Не взяли. Мусульмане. Хорошее впечатление оставили.

А переезд оставил ощущение «Больше никогда, никогда!». То же самое говорят женщины сразу после родов. Но потом забывается, и кто знает… Сейчас самое страшное позади. Вероника довольна. Даже счастлива. Говорят, люди бывают счастливы два раза: в детстве и в снах. И третий раз, когда переедут в дом своей мечты, добавила бы Вероника.

Кажется, Шекспир сказал: мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Сезар сделал свое дело и ушел. У него, якобы, новый бизнес наклюнулся – машины из Германии гонять и перепродавать. Есть подозрение, еще и потому, что его надежды на взаимность не оправдались.

В принципе, дальше можно обойтись и без него. По дому остались мелкие работы, и в саду, но не срочно.

Срочно шторы. Во многих голландских домах на окнах нет штор по модной идее «чтобы больше света». У Вероники идея старомодная: окно без шторы все равно, что человек без одежды. Голое, холодное, неуютное. Тюль делает не только окно, но всю атмосферу в доме, и должна быть красивая, дорогая. Тюль на три окна – в спальню, гостиную и кухню влетит в копеечку, вернее в еврочку. Покупаешь один раз и на всю жизнь, будто в брак вступаешь. Тут брака быть не должно. Нужно заказывать не по первому попавшемуся объявлению, а в проверенной фирме.

Герард посоветовал «Кор.Ковер» - они ему полы настилали, он остался доволен. Замечание в скобках: Сезар настелил не хуже и за половину их цены. Он мастер на все руки, но шторы – не его епархия. Вероника пошла в «Кор.Ковер», выбрала тюль: прозрачный капрон, натуральный цвет, по низу высокая вышивка в виде королевских лилий с загогулинами.

Ждала две недели, предвкушала: окна будут выглядеть по-королевски…

Наконец телефонный звонок.

- Добрый день. Я из «Кор.Ковер». Вы дома? Я через десять минут буду, - сказал молодой голос до того приятный, что у Вероники стало сладко во рту и пролилось в живот.

Вообще-то должна бы привыкнуть к особенности местных мужчин – у них голоса не грубые, не хриплые и часто такого мелодичного звучания, что даже через телефон можно влюбиться.

Чего делать не стоит.

Был один случай, еще в России. Работала в военкомате, отвечала на звонки, когда начальник отсутствовал. Часто звонил мужчина из Светлогорска Калининградской области, разговаривал обаятельнейшим голосом. Вероника думала - артист или ведущий на радио. Непременно должен быть если не красавчик, то далеко не урод. Болтали о том, о сем. Подружились можно сказать заочно. Он приглашал ее в гости, и однажды она решилась.

Увидела его на вокзале и… захотела на том же поезде уехать обратно – в тот же день, нет, в тот же миг. Правда, на характер добрый оказался. Она ходила на пляж загорать, а он носился по магазинам, закупал ей и начальнику рыбные консервы, тогда дефицит был на еду. С тех пор зареклась делать скороспелые выводы. Голос и внешность – это порой две большие разницы.

Звонок в дверь. Открыла. На пороге юный Апполон. Глаза карие, мягко пронзающие, плечи покатые, но не узкие. Весь такой длинный, тонкий, гибкий, как струна. Прикоснешься - зазвучит, задрожит, увлечет в свои ритмы и тональности. Какой странной загогулиной судьбы занесло прекрасного юношу в ее монашескую келью?

Голос и внешность совпали.

Работали единой командой: он вешал шторы, сверлил и тут же подставлял трубу пылесоса, чтобы засосать мусор. Вероника держала пылесос. Потом они пили водку и болтали, как старые знакомые. Он на двадцать три года моложе, пахнет сладко, как дитя, но далеко не так невинен. Она ловила его жаждущие взгляды и опускала глаза, чтобы не выдать воспрянувшую в глубине женщину. Отказать юному богу – какую надо иметь силу воли.

А надо ли отказывать?

Кто-то сказал: в конце жизни мы больше всего будем жалеть о том, чего хотели, но боялись совершить.

Молодого любовника судьба посылает один раз.

И согласиться, и отказаться – одинаковая глупость.

Однажды наступает возраст, когда глупости не только не возбраняются, но приветствуются. Когда следует баловать себя, ни в чем не отказывая, не оставляя «на потом». «Потом» - это сейчас. Упустишь – не поймаешь, и надо успеть вскочить в последний вагон.

Рядом с молодым и здоровым хочется быть молодой и здоровой. Хочется цвести и пахнуть. Рядом с Герардом цвести стыдно. Веронике всегда стыдно, если рядом те, кому плохо. Было стыдно, когда отец смертельно болел, когда брат сидел без копейки…

А не надо стыдиться. Каждому свое. Она живет свою жизнь и за чужую не в ответе. Она переживает за близких и готова помочь, но не должна класть себя на алтарь чужого счастья.

У каждого свой алтарь.

Американцы любят говорить: почему бы нет?

Почему бы не попробовать то, что само идет в руки? Выглядит Вероника отлично. Тело тренированное – наклоняясь, достает носом до колен. Парочка лишних килограмм впечатления не портят. Лицо без морщин. Седина закрашена. Живот в эстетических пределах. Грудь – ее гордость, все еще полная и округлая, на зависть женщинам и на радость мужчинам. Ноги ровные, здоровые, без узлов и синих вен, в щиколотках такие же тонкие, как во времена первой молодости. Сейчас она в третьей молодости и есть подозрение – в своей лучшей поре.

Скоро 60? Эта цифра не имеет к Веронике никакого отношения. Она себя на нее не чувствует. И как она должна себя чувствовать? Ей никогда не было шестьдесят.

Однажды вдруг подумала, что доживет до ста, и испугалась. Сто лет –не такое уж завидное достижение. Это слабость, болезни, немощь. Герарду еще четверть века до века, а он уже болен и слаб. Восстановил вес, но сил не прибавил. Стал похож на Вероникиного отца перед смертью. Так же по-стариковски сосредоточенно раскладывал таблетки в коробочку по дням, чтобы не забыть или не перепутать. Ходил с осторожностью, чтобы не наткнуться на мебель, не споткнуться, не упасть. Надевал тулуп и меховые тапки, чтобы в летний день не мерзнуть.

Часто жаловался. Сердце у него текло в прямом смысле – неплотно закрывались клапаны. Операцию не предлагали. Не настолько плох для оперативного вмешательства, считал врач. Не настолько хорош, для полноценного существования, считал Герард. Завис он между жизнью и смертью. Зависел от всех: от таблеток, докторов, уборщицы, приходившей раз в неделю, Вероники, приходившей каждый день…

Вероника ненавидит зависеть. Она боец. Пусть уже не столь активный, но еще не сдавшийся на милость старости.

Считается, что когда стареют, перестают влюбляться. На самом деле стареют тогда, когда перестают влюбляться.

Влюбиться? Почему бы нет.

Вероника готова. Держит тело и мозги в тонусе, сама определяет свой возраст. Сорок и ни одним днем более. Три года разницы с Аполлоном – не достойная упоминания мелочь.

У них мог бы случиться роман…

Может и случился, но об этом история умалчивает.

От Аполлона остались шторы, сшитые вверху способом «бабочка», и забор в садике, за который она честно заплатила пять сотен. А главная его заслуга в том, что вернул Веронике ощущение активного участия в жизненном процессе, взбодрил желание нравиться и любить. Сверкнул, как молния, пронзил электричеством, заставил сердце чаще биться. Живой дефибриллятор.

Спасибо тебе, Аполлон. Дальше Вероника сама.

Пересмотрела себя в зеркале. Тщательнее занялась лицом, сходила к парикмахеру. Накупила новой одежды – в молодежном стиле, но без экстравагантности, чтобы не выглядеть смешной.

И уехала в отпуск. Покинула Голландию и - все, что там было, осталось за бортом самолета. Cкрылось за облаками. В самолете ощущаешь себя птицей, парящей над землей. В легком теле легкие мысли. Вероника моложе и здоровее Герарда и не чувствует вины. Пока он живет, она помогает – это ее плата за его добро. Когда он будет умирать, она будет держать его за руку, плакать... и не обещать, что когда-нибудь они встретятся «там» и останутся вместе навсегда. Нет, скорее всего он захочет встретиться и остаться с Ивонн.

А Вероника… Она и «там» будет одна. Но неважно. Она выполнит свой долг перед Герардом. Проводит и прошепчет: «Спасибо, что ты был. Моя благодарность безгранична».

Но это потом. Когда-нибудь. Не скоро.

А пока она летит на встречу с Ангелом, на встречу со счастьем.

Двенадцать дней пронеслись, как миг. Счастьем не напьешься. И год рядом с родным человечком прошел бы незаметно. Вероника летела обратно, и счастье сидело на соседнем кресле…

Пока ее не было, Герард умер. В его книге написан эпилог и закрыта последняя страница.

Самолет со счастьем упал и разбился.

Вероника выжила. С трудом.

Отсутствие человека осознаешь постепенно. Он не звонит, не заходит, не рассказывает о своих делах, не спрашивает о твоих. Вакуум. Обычно его заполняют другие люди, другие разговоры. Вероника одна. Сидит в вакууме – как под водой, ничего не слышит и не видит. Не в депрессии, но в потере. Потерю она не заливает слезами или алкоголем, но закапывает глубоко в себя, чтобы достойно похоронить и поставить памятник.

А пока могила слишком свежа, нельзя по ней топтаться, суетиться.

Должно пройти время, чтобы примириться с потерей и опять обрести смысл. Настроиться на новую жизнь, как на новую волну.

Надежда не умирает вместе с человеком. Иногда надеешься на невозможное вопреки логике и здравому смыслу.

А вдруг... Герард... не умер…

Он ее не отпускал. Или она его не отпускала. Грызла себя за то, что в его последнюю минуту не была рядом, не держала за руку. Он все еще незримо присутствовал рядом. Его следы повсюду – на улице и дома. Вон проехал похожий скутер. Вон его куртка мелькнула. Вон кепка. Он ходил в этот магазин, покупал этот йогурт, пил эту колу.

В ее саду его подарок на новоселье – термометр со светящейся шкалой. Этот стол для компьютера и кресло-кровать он помогал ей собирать… Ну как помогал – сидел, смотрел в чертеж и подсказывал «Шуруп А в дырку А1, ключ номер 16». По инструкции кресло могло быть собрано за 2 часа, Вероника возилась два дня, но ведь собрала же. Одна бы ни за что не справилась. Ума не хватило бы. Когда ты один, всегда чего-то не хватает. Вдвоем – полный комплект.

Вероника ни с кем и никогда не чувствовала себя более уверенно, защищенно, даже когда жила с родителями. Герард большой и крепкий, как скала, в любой ситуации был на ее стороне. Поддерживал морально и материально. Далеко не каждый муж служит жене надежной опорой. Люди, подобные Герарду – опора Земли.

«Спасибо, что ты был в моей жизни…»

По субботам они вместе готовили ужин. Вероника делала морской язычок в его любимой манере: обвалять в муке и крепко прожарить, чтобы корочка хрустела. Нарезала салат, а он жарил картошку во фритюрнице. Потом ужинали и смотрели его любимую программу «Касса» - в защиту потребителей. Потом выбирали фильм на Нетфликс, чаще всего тот, где много акций и спецэффектов. Герард любил мощный, насыщенный басами звук, подключил к телевизору дополнительные колонки. Перестрелки, взрывы грохотали, как настоящие… Потом шли спать - он на кровати, она на диване. Порознь, но все же вместе.

Суббота была ИХ день. Маленький праздник среди будней.

Теперь у Вероники не будет праздников. Теперь не «вместе», а одна…

Однажды зазвонил мобильник, вверху стояло «Герард». Надежда сверкнула: жив! И тут же угасла. Звонила его племянница, дочь брата и той самой крысы Анук, спрашивала, придет ли Вероника на церемонию прощания. Нет, не придет. Герард с ними не общался, они считали, что Вероника его настраивала. Вероятно, заходят разобраться, устроить скандал. Им развлечение, ей дополнительная печаль.

И что она забыла на церемонии, где закрытый гроб, ничего не значащие слова и люди, не испытывающие ни малейшей жалости от смерти Герарда? Сидят, скучают, ждут кофе и делают скорбный вид.

Веронике не надо делать вид. И не надо, чтобы ее печаль кто-то видел. Печаль – вещь интимная. Ею занимаются в одиночку.

В одиночку не впервой. «У меня есть я, и мы справимся». Прорвемся. Выдержим. Не будем плакать, раскисать, жаловаться. Будем писать свою книгу и надеяться, что до эпилога далеко. Хотя, конечно, никогда не знаешь…

Как-то пришла домой, вытащила из кармана телефон, вместе с ним выпал клочок бумаги с жирной цифрой «73». Всплыло старое воспоминание, еще со школы: у радистов «73» означает «счастливо». Потом они с подружкой Танькой Корпачевой когда гуляли и расставались, говорили «Ну, семьдесят три!».

«Счастливо»…

Трудно ли быть счастливой в одиночестве?

О чем вы – какое одиночество! Веронику окружают живые существа. Правда, они не разговаривают, зато разговаривает она. Увидела паука на стене, задумалась – убивать не убивать. Вообще она против убийства Божьих тварей, но есть такие, которых лучше в соседях не иметь.

- Ты зря пришел, - сказала и взяла электромухобойку. – Тебе здесь не светит. Наоборот, померкнет. Извини, паук, но тебе кадук.

Нажала на кнопку. Паук со щелчком отправился к праотцам. В своем доме, как в королевстве, Вероника решает – кого казнить, кого миловать. Одна муха не придумала ничего лучше, чем сесть в ее присутствии. На раковину. Унеслась в канализационные дали вместе со струей воды.

На лугу стоит птица не известного сорта: тонкие ноги, длинный клюв, шеи нет, голова лежит на спине. Не журавль, не утка. Гадкий утенок. Вдруг голова стала подниматься, как перископ у подводной лодки. Шея вытянулась и оказалась, как у лебедя. Птица стала в два раза выше и величественнее: на голове хохолок, на шее бахрома, перья всех оттенков серого с переходом в темно-синий. Серебряная цапля. Ходит не спеша, с достоинством. Является каждое утро, смотрит в окно - долго, напряженно. Веронике хочется думать, что это «мужчина». Цапель. Наверное, это заколдованный принц. Пришел пожелать своей королеве доброго здоровья…

Как же интересно наблюдать за животными – не в телевизоре, а в реале. Они далеко не дураки. Птенец водяной уточки с рождения знает, как себя вести. Идет по лугу, щиплет травку одновременно следит за маминым хвостиком и голоском. Заметил крупную птицу в воздухе, услышал мамин вскрик, встал под кустик - так человек спрятался бы под дерево.

Один шустрый воробей задумал построить гнездо на штанге от солнечного навеса. Под навесом сидит Вероника, любуется на садик. Она не против помочь птичке создать семью, но не у нее под носом, вернее над головой. Место небезопасное: навес будет раскрываться, штанга раздвигаться, гнездо разоряться. Прогоняла воробья много раз, а он все возвращался и пытался. Через месяц все же попытки прекратил, наверное сезон свадеб закончился.

Однажды вечером птицы разорались громче обычного, прям до истерики. Вероника глянула в окно. Вдоль берега шел зверь: ростом со среднюю собаку, длинный нос, пушистый хвост - лиса. Вот это да! Дикие звери в городе – известное явление, по телевизору показывали медведей, разоряющих помойки на Аляске, волков и койотов, охотящихся на бездомных собак, но чтобы вот так, в двух шагах… Впрочем, ясно зачем лиса пришла. За едой, конечно.

Которой здесь полно.

Крысы и мыши - настоящий местный бич. Все потому, что борьба с грызунами в частном порядке запрещена, а у руководства не в приоритете. К тому же ведется странным образом. Не всеми доступными способами. Только экологически чистыми и не причиняющими страданий тому, кого надо умертвить. Сумасшествие гуманизма. Наставили по берегам каналов зеленых пластиковых коробок с гуманной отравой внутри, да толку ноль. Туда никто, кроме улиток не забирается.

Как-то у Герарда завелись мыши в саду. Искал в интернете чем бы извести. Яд неудобно - продается ведрами, чуть-чуть используешь, остальное куда девать? Ультразвуковые приборы не эффективны. Клейкая лента удобна, эффективна и экологична, но запрещена: мышь прилипает и мучительно умирает от жажды и голода. Купил обычную мышеловку, положил сыр, поставил. На следующий день нашел в ней мышиную ногу. Больше «гостей» не видел. Наверное, тот инвалид прибежал к своим и сказал: «друзья, в этот дом не ходите, там вредный человек живет, нашего брата ног лишает».

Кто бы Веронику памяти лишил.

Не всей, но фрагментарно.

Писатель Маркес говорил: «Единственный способ жить дальше – не давать воспоминаниям терзать себя».

И не только воспоминаниям, но ошибкам, потерям, обидам, укорам совести…

Проще надо. Простота – закон природы. Дерево не впадает в стресс, рыба не страдает комплексом неполноценности, кошка не задумывается о будущем, птица не складывает крылья от тоски.

Еще раз вспомним мудрейшего Козьму Пруткова. «Если хочешь быть счастливым – будь им!». Другими словами «Ищи счастье не на стороне, а в себе».

Настройся – и наслаждайся.

Вероника настроилась. Действительно. Чего ей не хватает? Живет, как королева в идеальном мини-государстве, где ни войн, ни эпидемий, ни преступлений. Делает что хочет: покупает что хочет, ест что хочет, смотрит что хочет.

Роскошь доступна каждому, вопрос лишь в том – каковы запросы, велики ли желания.

Желания у Вероники вполне реальные и легко достижимые. Ходить на пляж, слушать море. Смотреть на небо, давать имена облакам. Ездить на велосипеде, целовать ветер. Улыбаться навстречу шмелям и бабочкам. Здороваться с утками и лебедями…

И повелела она себе: получать удовольствие во всех возможных проявлениях - недорого или вовсе бесплатно.

Пусть настоящие короли завидуют!

Им приходится платить дорогую цену за обладание короной. Приносить в жертву публичности свое частное пространство. Быть всегда на виду, как манекены в витрине. Улыбаться, даже если кошки внутри скребут. Махать ручкой, как заведенные. Притворяться довольными, когда хочется послать все к чертям. Поддерживать дружбу не от души, а из политических соображений. Делать, что приказывает этикет. Заботиться об имидже, стараться угодить писакам. Недавно они заметили у королевы Максимы на платье узор, отдаленно напоминающий свастику, вой подняли, будто она уже подписала приказ на расстрел…

С ума сойти.

Современные короли – не властители, а почти рабы.

Не надо Веронике за все короны мира. Свобода – ее богатство. Независимость – первый министр. Интуиция – стратег. Честность – тактик.

Посоветовалась с ними и составила программу по поддержанию себя. Пункт первый и единственный: сохранение здоровья - ментального и физического. Ежедневная тренировка тела и ума. Первая половина дня посвящается творчеству, вторая движению: каждый день езда на велосипеде, два раза в неделю плавание. Походы в магазин, уход за садом. А также витамины, прогулки, упражнения на растяжки. И не жрать после шести!

Последнее правило исполняется не всегда… Простим себе маленькую слабость. Мы же не в тюрьме, где возбраняется послабление режима. Иногда можно отступить, впасть в грех чревоугодия. Но чтобы без большого ущерба: отступила, согрешила – на следующий день возвращайся на тропу праведности, то есть здоровья.

Сам о себе не позаботишься, никто не позаботится. Вероника по-прежнему на само-обеспечении, как подводная лодка. Время от времени заходит в порт для подзарядки позитивной энергией и подзагрузки смысла жизни. Ее порт – ее семья. Брат присылает смешные картинки и анекдоты, с его женой они перезваниваются и болтают по часу, Ангел является в костюме принцессы и сообщает о последних новостях детского сада, сын регулярно виртуально навещает. Дни заполнены, скучать некогда.

Нам ли быть в печали!

Когда столько интересного есть в интернете - посмотреть, почитать, поразмышлять. Слава Богу, дефицит на книги остался в далеком прошлом. Вероника читает взахлеб. Открывает новых авторов, любит тех, кто созвучен ее мыслям. Иногда из любопытства просматривает статьи об успешных, крепких духом людях, и узнает себя.

«Самые страшные люди – самодостаточные, нашедшие в себе целый мир и этим миром увлеченные. У них уже нет потребности в каком-либо обществе. Они легко отпускают. Вы можете быть им очень важны, но они не станут терпеть несчастье. Они просто уйдут. Потому что люди со вселенной внутри ничего не потеряют. И не ждите, что они будут без вас страдать. Самодостаточность — это проклятие судьбы и подарок одновременно».

А также единственный способ выжить в одиночестве, добавила бы Вероника.

День рождения она встречала не одна и благодарна тому человеку за компанию. Но он ненадолго. Неплохой, но не ее. Таких она отпускает без сожаления. Даже сейчас. Особенно сейчас. Не нужен ей кто-то - единственно потому, что одна. На безрыбье рак все равно не рыба.

Ей была бы приятней компания Герарда. А если нет его, не надо никого.

Вероника никогда не будет одна в свой день рождения.

Рядом ее верный друг - ноябрь.

Ноябрь… Многие тебя не любят, а я обожаю. И как иначе – я в тебе родилась. Я знаю тебя с детства, а то, что знакомо с детства, остается на всю жизнь. Ты мне близок… почти как человек. Нет, ближе. Ты мне верен и предан, как никто. Ты приходишь всегда в одно и то же время и остаешься на целый месяц. Потом уходишь, но не по своей воле. Часто обстоятельства сильнее нас. Если бы не они, ты остался со мной навсегда.

И я не желала бы лучшего спутника. Не нужны ни ромашковый июль, ни сиреневый апрель. Мне ближе твои застенчивые рассветы, поэтично-туманные небеса, философские листопады. Твоя мудрая неторопливость и чуткая тишина. Мы слишком похожи, чтобы не влюбиться друг в друга.

Я счастлива с тобой.

Ты опять уходишь, но я не грущу. В наш последний вечер я приглашу тебя в гости, залезу с ногами на диван, согрею руки о кружку капучино, положу голову тебе на плечо... Вспомню наши лучшие моменты. Ты всегда поддерживал меня. Плакал дождевыми струями, когда мне было грустно. Ласкал скупыми солнечными лучами, когда мне было тяжело. Подмигивал бликами на воде, когда мне было весело. Ты был всегда. И всегда будешь. Ты постоянен, и я к тебе привыкла. Я в тебе родилась и хотела бы в тебе умереть. Не сейчас. Сейчас рано. Мне еще слишком хорошо с тобой.

Ты уходишь, но я не грущу. Знаю – ты вернешься. Сколько раз – не знаю. Да и неважно. Ты вернешься, и мы опять заберемся с ногами на диван, возьмем по чашке капучино и будем молча разговаривать.

Вспоминать веселое, ждать новое, думать о добром.

Будем грустить, смеяться, грешить, любить, читать, писать, ошибаться, удивляться...

Будем. Просто. Жить.

Автор Ирина Лем